Именно так начинается обычная экспедиционная жизнь, во всей красе своего идиотизма. Начинается с мелочей, потом на тебя накатывает невыносимая тоска, всё сильней и сильней, с каждым миллионом километров. Это тебе не потеет на ДС-4, а буксировка «с малой скоростью».

Ты летишь от Земли, но не смотря на все меры предосторожности, у тебя начинается «болезнь возвращения». Ты элементарно путаешь порядок происходящего и уже не понимаешь: правильно ли течёт время, а тут ещё чужой антипод всё время шляется по твоему Кораблю, и ты вдруг «замечаешь», что все его передвижения имеют какую-то негативную для тебя цель. Это бесит, но ты, естественно, берёшь себя в руки и окончательно решаешь, что кибер-антипод — это ерунда, и это тебя не касается. Но это касается так, что становится нестерпимо, и ты пробуешь вступать с ним в контакт, как если бы это было живое существо… В конце концов — ты начинаешь подглядывать, следить за ним, подкарауливать в различных местах, пока до тебя не доходит, что не ты, а антипод загоняет тебя в угол, как крысу.

В коллективе, где работал Котиков, закон пропорциональности ощущения логарифму возбуждения, ощущался только к концу месяца, когда в ЗАО «Компьютер и сыновья» по утрам долго совещались у генерального, и ещё пили кофе.

Уже, часов в десять, когда расходились по своим кабинетам, Мария Иолиевна, секретарь генерального, информировала Котикова, что во время совещания в приёмную позвонил некто Агеев. Этот Агеев заявил, что ему необходимо обсудить с Котиковым какое-то недоразумение. Агеев просил передать, что он заявится к ним в контору завтра в девять.

Котиков сразу понял, что от встречи не уклониться. Однако решил, что всё-таки будет лучше встретиться с Агеевым где-нибудь на нейтральной территории. Вспомнил, что как раз на завтра у него запланированы две индифферентные встречи в дирекции Сибхимкомбината. Он там рассчитал и придумал ироническую ситуацию, которая могла бы иметь место в любой рекламе. Если такого требовала её структура и дух. Идея рекламной компании была подана руководству, для начала, даже несколько мелодраматически. Завтра с утра ему нужно просто появиться в дирекции комбината и понюхать воздух, чтобы определить день и час главного наступления.

Очень возможно, что к двенадцати часам он уже будет абсолютно свободен. Котиков усмехнулся, потом написал и оставил у Марии Иолиевны записку для Агеева с указанием места и времени встречи. Тут была маленькая хитрость, или надежда на то, что записка попадёт к Агееву поздно, и свидание не произойдёт.

Агеев приехал на пятнадцать минут раньше указанного ему в записке времени.

К пятидесяти годам Агеев уже смирился с тем, что взаимоотношения с людьми у него складываются всегда почему-то чрезвычайно, смутно и тупо, часто из нагромождений каких-то обязательств или посторонних случайностей.

Агеев не любил случайности. Вот и приехал раньше.

Постоял возле проходной, потом зашёл в столовую.

Обычная рабочая столовая. Расположена недалеко от главной проходной на территорию химического комбината. Напротив безымянная площадь и рельсы по кругу, соответственно, можно было догадаться, что здесь конечная остановка первого трамвайного маршрута.

До обеда был ещё целый час. В столовой никого не было.

Агеев вышел из столовой на улицу.

Человек, впервые попавший в этот район города, чувствует себя скверно — дышать тяжело. Заборы, сооружения и корпуса заводских цехов — всё покрыто каким-то пеплом, и кажется, что камни, рельсы, бетонные опоры электропередач, лица и одежда людей — всё изъедено кислотой и фенолом.

Наконец появился Котиков. Они поздоровались, помолчали, потом, не сговариваясь, направились в столовую.

Агеев взял котлету с кашей, два кусочка хлеба и стакан чая, расплатился и выбрал столик строго посреди зала. Котиков сделал тоже и проследовал за выбранный Агеевым столик.

Пока они усаживались, в столовую вошёл человек, внешне совсем не примечательный, в сером плаще и с пухлой папкой для деловых бумаг в руке. Однако Агеев и Котиков, может из-за смущения друг к другу, стали внимательно наблюдать за ним.

На раздаче, этот господин, взял себе всего лишь один стакан чая, потом, помявшись, украл с подноса кусочек хлеба и спрятал в карман плаща. Рассчитавшись за чай, он выбрал себе место и сел за столик так, чтобы за его спиной была стена. Поставив стакан, он достал из папки какие-то бумаги, несколько карандашей, авторучку, аккуратно всё разместил на столе и начал играть в какую-то странную игру, вероятно, изображая из себя крупного начальника. Он внимательно разглядывал лежавший перед ним лист бумаги, делал на нём какую-то пометку карандашом или авторучкой, откладывал документ в сторону, потом шевелил алюминиевой ложечкой в стакане с чаем, делал маленький глоточек, ставил стакан на место, откидывался на спинку стула и смотрел влево, куда-то в даль, в мутное стекло окна. Время от времени он опускал левую руку в карман, отщипывал там кусочек хлеба и незаметно отправлял себе в рот. Потом снова бренчал ложечкой в стакане…

Котиков первый перестал наблюдать за ним, улыбнулся Агееву, стесняясь, сказал:

— Подглядывая за ним, я вдруг вспомнил и, может быть, понял смысл одной человеческой загадки.

— Стоит ли отвлекаться?

— Касается нашей встречи и твоих планов.

— Ты не знаешь, о чём я тебя попрошу.

— Догадываюсь.

— Ладно… Рассказывай.

— Это произошло в славные советские времена. Сколько уж лет прошло, а я ясно помню тот выходной день. Начало лета. Мы втроём: Стас Павлович, Вася Пряников и я, купили две трёхлитровые банки пива и устроились на крышке погреба в тени чахлой акации во дворе нашего старого дома…