Молчите! Это они, а не вы. Они приезжают в город и устраивают пьяное стрельбище в центральном парке культуры и отдыха. Это они, а не вы выпивают всю водку в городе, что к утру вам опохмелиться нечем. Молчите.

И сядьте! Это ваша объяснительная у меня в руке. Объяснительная прокурорскому работнику по поводу вашей отлучки с поста дежурного: " так как вечером к нам приехали сельчане и пробыли долго, с утра ни в одном ларьке поблизости от ГОВД не было ни одной бутылки спиртного!". Это какие такие "сельчане", — не господин ли Участковый, со товарищи?

Так, прямо в суде, по месту работы жены, произошел очередной акт драмы под названием "семейная жизнь", где муж майор, дежурный городского отдела внутренних дел, а супруга председатель районного суда.

Судья терпеть не могла некоторых коллег мужа, как правило его собутыльников. А местных проституток, которых местные менты крышевали, — как сказать, помягче…. Сама б удавила.

Референт суда рассказывала, что когда принесла документы по "горелому" делу судье, то в щелку не плотно прикрытой двери видела выражение лица этой женщины. Она читала список жертв пожара. Работники милиции, спортсмены — бандиты и местные красавицы — путаны. Лицо обрело выражение плотоядное. Хищника созерцающего огрызки обильной трапезы.

Вышло: гильзы, — так от прежних, ментовских же, забав. Есть свидетели. Ваня спал в кабине, когда поджигали гараж, а не баню. Есть свидетели. Поджигали, состоявшие в бегах Камарин с Витькой, в состоянии аффекта ревнивые да пьяные: не поделили с милиционерами и их городскими друзьями девку Ленку, бывшую сельчанку, перебравшуюся в райцентр (она парилась в бане с пострадавшими). Скоков, как взрослый и не пьющий, бегал между ними и протестовал. Огонь перекинулся с гаража на баню, из бани одумавшиеся поджигатели, руководимые проснувшимся Ваней, успели спасти двоих, остальные сгорели. Обвиняемые скорбят и сочувствуют вместе с общественностью.

Участковый показаний не дал и умер в больнице, но спустя три дня, что по закону переводит его из категории "непосредственно убитого" в "тяжко пострадавшего", хоть и мертвого. Второй пострадавший спортсмен, призер области по классической борьбе при даче показаний сообщил, что был пьян ничего не помнит, с версией адвоката сельчан о разборках из-за девки согласен, а под конец заявил, что "предъяв до колхозников не имеет и зла просит не держать, если что".

В общем "хулиганка", пусть и отягощенная непредумышленным убийством, переведенная стараниями адвоката и непротивлением судьи в "убийство по неосторожности".

В общем, нечаянные "паровозы" Камарин и Витька пока бегали по округе, да таились в тайге, их соучастникам — Скокову и Ване дали по два года. Только "везде положительному" Скокову — условно. А "мутному" Ване, заявившего поначалу вообще, что он гражданин другой страны, дали "общего режима", для науки.

Кстати, Ваня некоторое время недоумевал, что нашлись свидетели по самым скользким моментам, а о том, что он приехал из Германии, знало всё село, а не один о том и не помянул, даже любимая бабушка Маруся. Это всё ему было тяжко растройно в душе. Пока сокамерник не возмутился его обидам:

— Да ты что! Да это высшее всё! Вся деревня знала и никто, ты слышал: ни кто, ни одна падла ни вякнула, ни один дурак не проговорился! Хотя во всякой другой деревне обязательно хоть одна гнида да нашлась бы. Никто не выдал тебя, что ты Иностранец!

Ваня опять не понял и таращился бестолково.

— Ты пойми. Они люди темные, пусть и с образованием. Кто техникум, а кто и институт, директор школы даже университет, закончили, — а все ж темные. Природа у них такая. Так, грамотный — разграмотный, заливает словами умными, что тот пьяный по весне соловей.

А коснется власть рукой, взор пристальный на него бросит, тут вся тьма стародавняя мозг и заполнит. Для них иностранец, это если не шпион, то очень значительная особь, ради которой власть всегда перед иностранцами фасон державшая все перероет. Все переворошит, камня на камни не оставит, а пол деревни пересадит уж точно, на всякий случай.

Кто ты такой был, если не шпион? Какую заразу разбросал, чем мозги запакостил? А-а? Всех через камерное очищение. Всех, кто с тобой ручкался, кто рядом стоял или пробегал мимо. А что с тобой со страху местные слуги государственные учудить могут! Фантазии не хватит. Самое простое: найдут тебя в камере одиночной на собственных штанах повешенным. Или в дурашку переведут — с напрочь отбитой головой, но без всяких следов побоев.

Спасали люди тебя. Тебя и твою деревню. Она ж твоя, деревня то? А ты ж ихний…

Тут у Вани закружилась голова и он, упав на нары, притих на долго. Лежал, не мигая уставившись в тюремный прокопченный потолок, где среди волн копоти желтела белая наверно когда-то известь и была там расписана вся жизнь здешняя на век назад и на век вперед.

…………………………….

Как насоветовал деда Камаринова брат, Ваня и сделал.

Уже на зоне, в бараке услышал шепоток за спиной. Стерпел, пошел по следу и вычислил разносчика. При всех после ужина надавал оплеух, а возникшим двум авторитетам предъявил дедову маляву, где тот божиться за поклеп сучий, и ручается за Ваню как за правильного человека, блатной масти в Немецкой стране. К тому же, в кратце, описал его подвиги здесь.