Шрифт:
— Ты давай, конкретней журчи, — ожил Толстый Толян. Толстый Толян, так и не научившийся играть в игры сложней трыньки и очка.
— Можно, я при всем честном собрании, конкретно Шрама спрошу? — Ртуть нервно потер вспотевшие ладони.
«Вот оно!» — сладко запульсировала жилка на виске у главного. Однако больше на лице ни один мускул не дрогнул. Генеральный папа сидел, как айсберг в корме «Титаника».
— Валяй, — рискнул ответить за главного папу Урзум. Урзум не любил пиджаки. Урзум носил свободные свитера, под которыми прятал пудовые мышцы и неслабый арсенал. Харю Урзума, словно проказа во второй стадии, украшали три бело-розовых отметины. Сел однажды Урзум в мерс, тронулся, да зацепил бампером соседний чероки. А стоянка-то была блатная, вот бомба под чероки и сдетонировала. Месяц Урзум выздоравливал, пока стал немного похож на себя.
— А не после того ли ты завалил Лая и Каленого, как они тебе про списки вывезенного из Эрмитажа барахла напели? Колись, попадалово на тебя в упор смотрит!
— Все было иначе, — не человечку с погонялом Ртуть, а затребовавшим пред светлые очи папам ответил Сергей, — Он меня облыжно кроет! — видит Бог, как гадко было на душе у Шрамова. И не потому, что по лезвию ходит. А потому, что несправедливо с ним обходились. И даже это не главное, собрались мочить — мочите. Зачем же душу студить и мозги червивить?
— А что, есть такие списки? — затеплилось хилое любопытство в интонации главного папы. Михаил Геннадьевич Хазаров был не первой молодости мужчина и даже не второй. Однако жиром не заплыл, изо рта гнилыми зубами не пах. Сухощав и поджар сохранился Михаил Геннадьевич. И внешне почти интелигентен — седой ежик волос не делал его похожим на уголовника.
«…Слыхал я про эти малявы эрмитажные, — про себя думал главный папа, — Их еще одноглазый Аглаков искал. Не нашел и сгинул. С этими списками я первым человеком по Питеру стану. Многие, ой, многие ныне держащиеся на плаву чиновнички к пересылке эрмитажных цацок за бугор руки приложили. Вот и платите, гаврики, чтоб старое гавно не всплыло…»
— Про списки Каленый действительно токовал, было дело, — четко отмеривая каждое слово, произнес Сергей, глядя в глаза всем папам сразу, — И про то, что едет в Питер за этими списками, хвалился. И про то говорил, что собирается этими списками замараных чинуш за жабры брать. А вот где и у кого эти списки плесневеют, про то покойник ничего не сказывал, — перед собой хитрить смысла не имело. Шрамов врубался, что жилец он конченный, и вдыхать запахи осталось минут десять. Как бы так незаметно подобраться, чтобы человечка с погонялом Ртуть с собой на посошок в лучший мир прихватить?
— Вот оно как, — задумчиво почесал репу старший папа и повернулся к Ртути:
— Ртуть!
— Да, Михаил Геннадьевич.
— Можно тебя попросить сделать для меня одно доброе дело? — главный папа сунул руку во внутренний карман, достал мобилу.
— Нет вопросов, Михаил Геннадьевич, какое?
— Умри! — выдохнул слово, будто сплюнул, главный папа.
И тут же рука верного Урзума объявила уже из другого кармана беретту с глушаком… И на лбу человечка с погонялом Ртуть прокомпостировалась дырка.
«…Замочу я Ртуть путем, — пять секунд назад про себя думал главный папа, — Ртуть не объявил, от имени кого пришел, а значит, типа — по личной инициативе. Хотя все мы с усами, то есть шарим, чья на самом деле инициатива. Но тогда по понятиям надо было не Ртуть засылать, а стрелу забивать. А теперь фиг с меня возьмешь, я не чужого гонца хлопну, а частного предпринимателя. Да и хлопал ли я его? Не было никакой встречи с Ртутью. Может, он вместо меня к грузинским ворам пошел трындеть? Не видел я в упор никакого Ртути-Фрутти. Вот так вот будет правильно…»
Михаил свет Геннадьевич одернул черт знает из сколько стоящего материала скроенный зеленый с серебряным переливом пиджак и убрал мобилу обратно — звонить он не собирался, а просто подавал условный сигнал. А Ртуть медузой осел на корточки. Брыкнулся на левый бочек. И запачкал вишневым мазутом пол.
— Не передрейфил? — насколько умел, дружески подмигнул Сергею главный папа, — Не бзди, прорвемся, — папа плавно повел плечами, типа засиделся он тут и теперь разминается, — Мы своих не сдаем. Нам такие бодрые герои самим нужны, — старший папа сладко потянулся. А ведь в натуре он с советниками кроил так и сяк сегодняшний день предыдущей ночью. Главный папа кивнул младшим папам, приглашая к столу. Дескать, теперь можно и расслабиться.
И опять не поверил дружеской улыбке Сергей Шрамов. Опять, выходит, торжественно вручают мешок сахара и зовут в светлое будущее. Опять со Шрамом кто-то играет, будто котенок с тампаксом. Сереге, как штрафнику, набухали полный фужер «Крувуазье». Серега принял на грудь янтарную жидкость одним махом, выгоняя из под кожи смертельный холод.
— Ты от нас Вирши подминать поедешь. Был городишко воровской, а сделался бычьий — неувязочка. Нужно вернуть жизнь на круги своя. Знаешь такое место районного значения под Питером? — похлопал Михаил Геннадьевич по плечу Сергея, — Место там теплое, перегонные аппараты стоят. Но не самогон, а нефть перегоняют, — «…Вот так вот будет правильно, — про себя думал главный папа. — Времени у пацана мало. На таком майдане, как Вирши, долго не живут. Вот и станет пацан рыпаться — списки эрмитажные быстрее искать, чтоб, значится, самому тему оседлать, а с нашего опасного паровоза соскочить. А мы ему аккуратно своего долгоносика в свиту зарядим. Надо будет подходящую кандидатуру подобрать. Вот так вот будет правильно…».