Она была из аристократической семьи, но обедневшей настолько, что женщинам приходилось наниматься на работу. Розамунд преподавала Терри историю. Ей было восемнадцать, а ученику пятнадцать.

Через месяц занятий Терри заявил родителям, что не намерен эксплуатировать труд такой прекрасной девушки. И пусть он навсегда останется неучем, но Розамунд не должна делать ничего, кроме как наслаждаться жизнью. Отец насмешливо выслушал тираду сына и объяснил ему, что Розамунд слишком гордая девушка, чтобы пойти к кому-то на содержание. А если он хочет обеспечить ей безбедное и комфортное существование, то должен как минимум выучиться, стать достойным человеком и жениться на ней.

Отец, конечно, шутил. Но Терри со всем пылом юного влюбленного сердца внял совету отца. Он понял, что, для того чтобы быть опорой женщине, нужно стать мужчиной, и отчаянно пытался это сделать. Он стал фанатично учиться. Розамунд и другие учителя не могли не отмечать несомненные успехи их подопечного. Через три года он с легкостью поступил в Беркли на факультет истории искусств и блестяще закончил его. Родители не знали только одного: после разговора с отцом и его легкомысленного совета Терри поговорил со своей юной учительницей и вырвал у нее клятву дождаться его, пока он не станет настоящим мужчиной, и выйти за него замуж.

Терри не сомневался, что Розамунд отнесется к его заявлению серьезно. И он не ошибся. Девушка не просто поверила пылким речам мальчика, она поняла, что именно так все и будет и что судьба преподнесла ей подарок за годы терпения и смирения. Она уже любила его нежную улыбку, юношеский пушок на верхней губе, его голубые сияющие глаза и со смущением замечала его наливающиеся силой плечи и руки. Она готова была ждать его всю жизнь.

Ни Розамунд, ни Терри не ошиблись. Они раз и навсегда выбрали друг друга и никогда не пожалели об этом. У окружающих они вызывали противоречивые чувства. Одни были в восторге от этой пары, других она раздражала. Он — яркий, талантливый, красивый, она — тихая, маленькая, бесцветная. Но когда они появлялись в гостиной или на вернисаже, на престижном фестивале или в театре, все понимали, что это идут люди, для которых мир не существует, потому что их мир — это только они вдвоем.

Даже рождение сына не нарушило той невероятной духовной и физической близости, которая возникла между ними в первые минуты знакомства. Мальчик был не спасением от монотонности жизни, не долгом по продолжению рода и династии, а олицетворением их любви, живым воплощением нежности и чувственности.

Розамунд иногда с тихим смехом говорила Терри, что если бы увидела Денни со стороны, то подумала бы, что он рожден от очень греховной связи: слишком уж он хорош. Терри улыбался, целуя ее пальцы на ногах, и говорил, что мечтать о более греховной женщине в постели он и не мог. Она была воплощением всех его эротических грез. Отважная в любви и удивительно чистая, она умела дарить такое изысканное наслаждение, что он ни одного раза в жизни не помыслил о другой женщине. Иногда это его даже раздражало, особенно когда он слушал разговоры других мужчин. Но Розамунд однажды спокойно сказала ему:

— Что ты маешься, милый? Попробуй! Ты все равно не сможешь никого любить, кроме меня.

Она сказала это так уверенно, что Терри решил не пробовать. В глубине души он и так это знал.

В последнее время Розамунд мучили приступы артрита. Никакие деньги и врачи не могли ей помочь, и он решил отправить жену на Тибет, где проводили целебно-терапевтические сеансы монахи древнего ордена. Любая самая сумасбродная идея не казалась ему нелепой, если это касалось здоровья любимой. Пусть отдохнет, если не вылечится. Но он почему-то не сомневался, что Розамунд вернется здоровая и помолодевшая. А ради этого они с сыном потерпят.

Терри еще раз обвел глазами зал, проверяя все ли в порядке, и в первый раз за этот день напрягся. Он заметил ее сразу. Не обратить внимания на новую посетительницу не мог бы, пожалуй, ни один мужчина. Она была воплощением мужской мечты. Высокая, с длинными ногами прекрасной формы, тонкой талией, точеными бедрами, пышной грудью. На спину кольцами падали рыжие волосы. Она держала голову, словно герцогиня, хотя таковою явно не была.

Терри сразу отметил, что она случайная гостья в его салоне. Будучи по натуре демократом, он часть билетов на свои представления реализовывал через свободную продажу. Билеты, правда, стоили недешево. Их могли купить или представители определенного круга, или люди, действительно преданные искусству. Она не принадлежала ни к одной из этих категорий. Эта девушка явно не одевалась в салонах высокой моды. Стройную фигуру облегал кружевной пиджак и элегантная юбка цвета свежей травы, но на ногах были ужасные лаковые босоножки сиреневого цвета, вышедшие из моды еще в прошлом сезоне и совершенно не гармонировавшие с остальным нарядом. Когда же Терри заметил разноцветную вязаную сумку, наподобие тех, с которыми в последнее время ходила молодежь определенного толка, он совершенно расстроился. Да, такую женщину можно или раздеть — и она будет звездой порно-шоу, или по-настоящему одеть — и тогда она станет истинной леди. Вот именно это его и расстроило. Она олицетворяла собою суть мужских комплексов: шлюха в постели и леди в гостиной. Притом и в том и в другом случае — высшего качества.

Она как раз почти вплотную подошла к нему, и Терри на мгновение встретился с ней глазами. Боже мой, она еще и зеленоглазая! — заскрежетал он зубами. Распутные, раскосые зеленые глаза на ангельском личике девочки-отличницы. Ему-то было все равно, он с удовольствием разглядывал такие экземпляры, не поддаваясь их чарам, но здесь Денни. Мальчик совершенно не умеет общаться с подобными женщинами, он слишком долго жил в мире чистоты и нежности. Это была охотница. Терри знал их лица, их повадки, их глубокий грудной смех и невинные глаза. Она чудом раздобыла билет и пришла сюда в поисках богатого мужа или любовника. Девушка, конечно, не ошиблась. Именно здесь она могла найти и то и другое.

Терри видел, что ее совершенно не интересует сама выставка. Она мимоходом, но очень точно и профессионально оглядывала мужчин, не задерживаясь ни на одном лице дольше положенного. Похоже, она еще не выбрала жертву. Господи, только бы Денни продолжал говорить с сенатором, пока она не уберется отсюда! — молил Бога Терри.

Денни явно был увлечен беседой. Он склонил голову почти к самому уху сенатора и иногда улыбался своей наивной улыбкой. Терри знал, какие скабрезности может говорить сенатор, но это не страшно, это часть мужской игры, пусть забавляются. Денни надо научиться и об этом говорить спокойно.