— Наш участок где?

— Размеченные карты получите после совещания. Надеюсь, не заблудитесь, гвардейцы, — комбат улыбнулся. — С нами правда — а за кем правда, тот и сильнее. Свободны.

Последний этап очищения Евразии начался.

Пожилой человек, стоящий у окна в аскетичном кабинете, обставленном тем не менее со вкусом, даже не повернулся к вошедшему в кабинет, продолжая смотреть на залитый солнцем Париж.

— Маршал? — только вопрос заставил правителя Франции повернуть, наконец, голову.

— Да?

— Боюсь, нам надо принять решение. Обе стороны требуют ответа.

— Ну, и «лимонников», и янки можно смело послать подальше. Ввязываться в войну против СССР и половины мира я не буду.

— Значит?

— Пьер, мальчик, я не хочу, чтобы Франция участвовала в очередном раунде этой бойни. Хотя, видимо, придется.

Петен отошел от окна и, сев в кресло, обхватил голову руками.

— Ладно. Вызови сюда посла Союза.

— Советского?

— Евразийского. Этого, как его, Штауфенберга.

— Значит, мы согласны?

— Предоставим им базы и проход по территории в обмен на часть африканских колоний и гарантии независимости.

— И вы им верите? — секретарь и личный помощник престарелого маршала, правящего Францией уже не первый год, недоверчиво посмотрел на своего начальника.

— А у меня есть выбор? — горько улыбнулся Петен. — Иначе нас сожрут вообще просто так. Один раз благодаря Сталину мы спаслись. Боюсь, второго раза не будет.

— А вы не боитесь, что в ответ по нам ударит Альянс?

— Там тоже не идиоты сидят. Если они нанесут по нам удар — значит, у меня не будет другого выхода, кроме как вступить в войну на стороне Сталина. Им нужен еще один противник? Сомневаюсь, — маршал пожал плечами. — Ладно, время уходит, ступай.

Дождавшись, пока за Пьером закроется дверь, Петен снова подошел к окну. Сердце болело все сильнее.

— Одри! Одри, дорогая, тебе письмо от Лео! — прислушавшись, госпожа Ван Хеемстра услышала легкие шаги своей дочери.

— Где? — влетевшая в комнату маленькая фурия была совсем не похожа на будущую звезду мировой сцены. Утенок (не гадкий, конечно, но и не прекрасный; скорее просто милый) пока еще только начинал превращаться в лебедя.

— Держи, — усмехающаяся мать отдала Одри конверт полевой почты.

— Он… вскрыт? — девушка недоуменно посмотрела на родительницу.

— Дочка, война же на дворе. Конечно, вскрыт.

— Но это значит, что его кто-то читал?

Госпожа Ван Хеемстра вздохнула. Влюбившаяся по уши в советского офицера дочь слишком серьезно воспринимала свои с ним отношения. И хотя Леонид относился к их семье очень хорошо и часто помогал, на взгляд женщины, каких-то особенных чувств к ее ребенку он не испытывал. Одри этого не понимала и отказывалась слушать любые мнения своей матери по этому вопросу. Вот и сейчас ей кажется, что вскрытое письмо личного характера — это почти трагедия. Как ей объяснить, что на войне нет времени на сантименты?

— Солнышко, ты уже взрослая и должна понимать, что вскрытие личной почты солдат и офицеров есть необходимый шаг. Вдруг кто-нибудь случайно выдаст в письме какие-нибудь важные сведения, а враг его перехватит? Это же ясно…

— И что будет, если во вскрытом письме будут секреты? Отправителя арестуют?

— Смотря что за секреты. Но, насколько я знаю, то, что писать нельзя, просто зачеркивают черной полосой.

К радости Одри, в присланном майором письме замазанных строчек почти не случалось — все-таки советский офицер воевал не первый год.

— Здесь очень красиво, — прочитала вслух девушка, — и хотя сейчас эти места попорчены войной, прекрасная природа все равно выглядит незабываемо.

Одри вздохнула, представив себя лежащей на сочной траве альпийского луга и смотрящей в синее-синее небо над головой.

— Когда мы победим Альянс, то обязательно сюда съездим — и, уверяю, тебе понравится. Воздух здесь такой прозрачный, а небо так близко, что, кажется, можно дотронуться до него руками. Трава зеленая-зеленая, а вода в ручьях ненамного менее прозрачна, чем воздух. — Лицо голландки приняло мечтательное выражение. Ее мать улыбнулась, так как очень хорошо знала свою дочь. Та небось сейчас уже кружится в своих грезах на прекрасных холмах Италии. Вместе с Леонидом, конечно.