Молодой командир понятия не имел, что в доме кто-то есть. Pz.4 тогда сожгли, а на обратном пути советский танкист увидел торчащие из-под обломков стены руку и голову.

Судя по всему, обессилевший от голода мальчишка прятался в доме, когда серо-зеленая громада танка проложила себе путь. Раздавленная грудная клетка и кровь на гусеницах дали Никите понять, что именно произошло.

Естественно, что лейтенант в этой смерти был не виновен. И именно в этом он себя убеждал, разумом соглашаясь со своими собственными аргументами. Но душа молодого парня все равно чувствовала ответственность за эту смерть — так же, как и за многие другие, постепенно ожесточаясь и грубея.

Со временем гвардейский капитан научился об этом не думать. Но нет-нет, а все эти мельком виденные лица жертв самой страшной войны в истории человечества приходили к нему во сне. Они ничего не говорили — просто смотрели и молчали, словно задавали безмолвный вопрос «почему?».

И первым в этой толпе всегда стоял тот самый мальчишка, что нелепо погиб в одном из бесчисленных столкновений Второй мировой войны.

Сколько их было, таких вот безвременно ушедших пацанов и девчонок? Скольких убили снаряды и бомбы воюющих сторон, вышибающих друг друга со стратегически важных (или не важных) точек и направлений? Зачем это было нужно Вселенной, все эти бесчисленные смерти?

Никита не знал, что жертвы могли бы быть и еще больше, намного больше. Он понятия не имел, что в так и не случившемся мире те самые освобожденные от фашизма народы много лет спустя поставят в один ряд с эсэсовцами простых советских парней и девчонок, тысячами, десятками и сотнями тысяч, миллионами умиравших за свободу и мир.

«Война им кажется игрою» — этой песни Никита тоже не знал. Но эта фраза частенько мелькала в его голове, когда он читал «Обзор зарубежной прессы».

— Базука на одиннадцать! — голос наводчика вернул в реальность на секунду ушедшего в себя капитана. Турельный КПВ коротким раскатом заставил гранатометчика залечь.

«Китаец, — машинально отметил Голенко. — Из Гоминьдана, наверное».

Примерно в двух километрах слева от атакующего батальона Р-45 земля словно встала на дыбы — парящие над полем летуны кого-то заметили и подключилась бригадная артиллерия и «Грады» отдельного дивизиона.

Неожиданно на гвардейца накатила ярость.

— Мрррази, — он буквально рычал, — за все ответите. И за всех.

Джону Литгоу было девятнадцать, и на войне он был второй год, стартовав еще против японцев. Ему бывало страшно, но он думал, что научился себя контролировать.

Он ошибался. Стальная стена казавшихся неуязвимыми советских танков, накатывающая прямо на его окоп, вызывала какой-то первобытный ужас.

— Вот и все! — Капрал Либби сплюнул на дно окопа, попав на замызганные грязью ботинки друга. — Нам конец.

Обреченность, звучавшая в голосе этого высокого брюнета, не терявшего духа даже в мясорубке на Окинаве, была просто невыносима.

— Мы еще повоюем, — Литгоу попытался приободрить товарища.

— Не, — капрал не согласился и протянул бинокль, снятый с мертвого капитана. — Здесь «Сталины».

Все еще надеясь, что друг ошибается, Джон навел бинокль на вражеские позиции. Характерные силуэты советских супертяжей лишили американца последних надежд. Против этого у них не было вообще ничего.

— Что ж, это было честью драться рядом с тобой, дружище.

— Да, неплохо мы повеселились, а?

Литгоу помолчал. Потом спросил:

— Либби… может, сдадимся?

— Нет. Ты же читал, что русские делают с нашим братом, если захватывают в плен. Япошки — те и то лучше. Уж если нам суждено сдохнуть, то пусть это произойдет быс… — капрал так и не договорил. Разрыв фугаса поставил точку в жизни этих неплохих, в общем-то, парней. Простых американцев, отдавших жизни за финансовые интересы людей, которым было на них наплевать.

Этой войне еще предстояло собрать гораздо больший урожай смертей.

Рождественский бал, должный начаться в самом скором времени, был символом несгибаемости нации в один из самых тяжелых периодов ее истории.

Но Гарри Трумэн прекрасно понимал, что все это банальная профанация. Америка уже проиграла — просто еще пока не хотела это признавать.

В Европе войск Альянса фактически не осталось — Испания не в счет, ибо власть Франко уже серьезно ослабевает. Долго каудильо не протянет — у СССР и Сталина к нему слишком большой счет. Из Италии же последние подразделения эвакуировались еще в середине месяца. Греция также захвачена войсками югославов и русских.

Турция на грани выхода из войны — перемирие уже объявлено, идут переговоры об условиях капитуляции.

Иран уже советский, боевые действия идут в Ираке и на западе Индии. Причем свою жемчужину британцы не удержат однозначно — освободительное движение, подогреваемое неудачами лайми на фронтах и поставками оружия из СССР и Германии, поднимает голову и расправляет плечи. Так что скоро «кузены» отхватят пинка под зад от своих вчерашних слуг в тот самый момент, пока русские бьют гордым бриттам морду.