Среди артиллерийской прислуги Ист углядел знакомое лицо. Вечный скиталец Торп шагал рядом с телегой, на которой покоился литой ствол кулеврины. За пять лет, прошедших со времён знаменитой осады, бывший хуторянин не изменился ни на йоту, и даже одежда на нём оставалась чуть ли не та же самая.

Ист сотворил себе боевое облачение офицера норгайской армии и, дождавшись, когда телега поравняется с обломком скалы, какие всюду валялись во множестве, вышел навстречу Торпу.

— Никак это ты, Торп? Как дела, старина?

— О! — Торп, налегавший на тележное колесо, распрямился и, махнув трём своим помощникам, чтобы те продолжали помогать лошадям, вытер пот и подошёл к Исту. — Мастер Ист! Честное слово, я рад вас видеть! А вы совсем не изменились — все такой же мальчик. С виду и не подумаешь, что мы с вами стояли на одной батарее в Хольмгарде пять лет назад. Славное было время! Теперь пушками никого не удивишь, а тогда на нас смотрели что на живых богов.

— Ты тоже не изменился, — со значением произнёс Ист.

— А что со мной может случиться? Я как смоляной пень в мокром болоте: ни гнить, ни гореть — никуда не гожусь.

— Смоляной пень в мокром болоте сиднем сидит, а тебя послушать, так ты полмира исходил.

— Я бы тоже сидел сиднем, — с неожиданной горечью выдохнул Торп, — да люди добрые выкорчевали. Снегардский колдун, может, слышали про такого… Я с тех пор на родине не бывал. Даже не знаю, живёт ли кто на моей росчисти или так дом пропадает.

— Никого нет, и дом обвалился. — Ист сам не понял, как вырвались у него эти слова.

— А ты откуда знаешь? — встрепенулся Торп. Теперь оставалось говорить правду. Пусть не всю, но правду.

— Я ж у тебя на хуторе бывал. Помнишь, кёниг явился корову отнимать? А я при нём мальчиком был, на посылках.

— Постой… — прошептал Торп. — Тому уже, почитай, тридцать лет!

— Вот и я говорю, что ты тоже не изменился.

— Вот, значит, как… — Торп потёр лоб намозоленной ладонью. — Доходил до меня слушок, будто снегардский бастард дядюшке уши оторвал. Только говорили, будто тебя давно на свете нет. Золотой волос — не шутка.

— Ошейник — тоже не шутка, а ты вон живёшь.

— Сам управился или помог кто?

— Где уж самому. Маленький я тогда был.

— Понятно… — Торп прищурил глаза под кустистыми бровями и спросил вдруг: — А не жалеешь?

— Покуда нет.

— И я покуда… — Торп глубоко взохнул. — Побегу я, а то командир у нас строгий, не чета тебе, да и парни, поди, запарились там втроём.

— Давай! — попрощался Ист. Он тоже чувствовал, что впереди готовится что-то небывалое, и заторопился поспеть туда, где авангард должен был вот-вот коснуться противника.

Слово «долина» сродни словам «длань», «ладонь»… Там, где ущелье расширялось в долинку, оно и впрямь было похоже на сложенную горсткой ладошку. Поставил кто-то из всесильных богов себе на ладонь деревушку и любуется на курные избы под дранковыми крышами, мельничку, стоящую на отшибе, на лоскуты зеленеющих пашен. А потом нахмурился с чего-то, и поползли с двух сторон, словно змеи, сошедшиеся в схватке человеческие реки. Сейчас зазвенит сталь, заржут безвинно убиваемые кони, захрипят люди, приведённые на убой своей волей или волей недобрых обстоятельств. И тогда господь нахмурится того пуще и сожмёт ладонь в кулак…

Ровно посреди равнины, в ложбинке между небольшими холмиками, как раз там, где предстояло сойтись пехотинцам, явилось вдруг опасное видение, заставившее всех разом вздрогнуть от леденящего предчувствия. Словно смерчик пробежал по неокровавленной покуда земле, взвихрил пыль и мелкий мусор, поднялся столбом, ударил по ушам свистящим визгом, а потом из середины странного смерчика явилась и выросла под облака косматая фигура. Визг перерос в рокочущий рёв, потустороннее чудище взмахнуло лохматыми лапами, глянуло в душу пронзительными жёлтыми глазами, и всякий боец от вождя до последнего маркитанта ясно осознал, что гибель пришла именно за ним. Другие, может быть, и спасутся, но ты погибнешь скорой, страшной и позорной смертью. И единственное, что остаётся теперь, — бежать, не думая ни о чём, отдавшись на поиграние выплеснувшемуся страху…

На мгновение сотни тысяч людей замерли, не отводя глаз от беснующегося в вышине Хийси, затем тысячеголосый вопль смешался с рёвом бога.

Войска бежали. Общий стон стоял над лесистыми холмами. Побросав тяжёлые мечи, спасались латники Ансира. Северское ополчение рассеялось в чащобах, Сантонская гвардия, потеряв голову, ринулась на собственный обоз, стоптав палатки маркитантов и бродячих лекарей. Без оглядки удирал герцог Лиезский, обещавший каждый зубец своего замка украсить головой еретика. А что оставалось делать, если подземное чудовище — огнедышащий Тифон — явилось, чтобы самолично уничтожить герцога. Смертный не может сражаться с исчадьями ада, это дано лишь богам.