Первой ее увидела женщина, когда машина резко повернула. Она крикнула, но было слишком поздно, и хотя мужчина, сидевший за рулем, затормозил, все равно задел Рашель бампером. Она упала на заросшую травой обочину. Мужчина и женщина со всех ног бросились к лежавшей без сознания девушке.

— Живая! Скорей в больницу.

Рашель проснулась в крохотной, залитой солнцем спальне, которая была ей совершенно незнакома.

Открылась дверь, и она уставилась на возникшую в проеме женщину — невысокую, простенько и аккуратно одетую, с самыми добрыми глазами, какие ей когда-либо приходилось видеть.

— Привет! Как ты себя чувствуешь?

— Я… Почему я здесь?..

Рашель наморщилась, стараясь вспомнить лицо женщины, и вдруг испугалась оттого, что у нее ничего не получалось.

— Не волнуйся. — Теплая ладонь накрыла ее беспокойно двигавшуюся руку. — Я — Мэри Симмс. Произошел несчастный случай… Мы сбили тебя, когда ехали в машине. В больнице нам сказали, что тебе нужен покой, и мы давали тебе много таблеток. Твоя подружка в отеле сообщила нам, что у тебя нет семьи, поэтому мы привезли тебя к нам. — Женщина помолчала. — Если ты не хочешь оставаться…

Не хочешь оставаться!.. Рашель огляделась. Тепло и забота исходили от женщины, стоявшей рядом с кроватью, и Рашель в первый раз после смерти бабушки почувствовала, что она не одна на свете. Потом она вспомнила, почему шла по пустынной дороге, и ее рука инстинктивно прикрыла живот. В глазах женщины полыхнула боль, но Рашель не поняла ее.

— Нет, нет! Ребенка ты не потеряла.

Рашель отвернулась.

— Жаль! — с горечью отозвалась она, не чувствуя ничего, кроме ненависти, к зародившейся в ней жизни.

— Бернадетта сказала нам, что твой друг умер… Ты не хочешь сообщить его родным, что беременна от него?

Рашель не сразу поняла, о чем говорит Мэри Симмс, а когда поняла, то поглядела на нее несчастными глазами.

— Тим здесь ни при чем. Я была… — Она проглотила застрявший у нее в горле комок, который не дал ей выговорить страшное слово. — Это ничейный ребенок. Я ненавижу его!

Мэри Симмс с любопытством смотрела на нее.

— Ты заговоришь иначе, когда он родится.

Рашель покачала головой.

Никогда! Она не может любить дитя, зачатое ею в таком унижении и с такой болью. С ужасом Рашель почувствовала, как по щекам бегут слезы, которые она не в силах остановить.

Рассердившись на себя, миссис Симмс воскликнула:

— Ну вот, я тебя расстроила! Пойду-ка приготовлю тебе поесть, а ты пока отдыхай. Доктор сказал, тебе надо полежать несколько дней.

— Почему?.. Из-за ребенка?

Рашель инстинктивно чувствовала, что для чужой женщины ее ребенок почему-то очень важен, и не могла отнестись к этому без ревности.

— Нет… У тебя небольшое сотрясение мозга. Все-таки ты попала под машину.

Мэри Симмс ушла, оставив Рашель одну, но почти тотчас вернулась с бульоном и теплыми рогаликами, и Рашель с жадностью набросилась на еду, в первый раз за долгое время ощутив настоящий голод.

— Ты еще слишком слаба, Рашель, чтобы работать. Мой муж и я хотим, чтобы ты оставалась с нами, пока не поправишься. Ты не против?

Не против? Рашель несказанно обрадовалась, словно в ее плеч упал неподъемный груз, едва она осмыслила предложение женщины, но, не привыкшая к подобной доброте, она не могла не отнестись к нему с некоторой долей подозрительности.

— Почему вы хотите, чтобы я осталась? — спросила она напрямик. — Из-за ребенка?

Она сама не понимала, почему задала этот вопрос, но сразу же увидела, как потемнело лицо женщины.

— Не совсем. Филип и я хотели бы позаботиться о тебе… Мы считаем себя ответственными за то, что произошло. Ты одна на всем свете, а тебе всего лишь семнадцать… Мы с Филипом женаты уже пятнадцать лет, но детей у нас нет. Знаешь, несколько раз мы уже были уверены, что… Но ничего не получалось… Поэтому нам будет приятно, если ты поживешь с нами столько, сколько сама пожелаешь.

— А ребенок?

— И твой ребенок, когда он родится. — Женщина встала и взяла поднос. — А сейчас отдыхай. Попозже придет доктор и посмотрит тебя.

Доктор оказался веселым разговорчивым человеком лет шестидесяти.

Да, знаком с Симмсами давно, сказал он в ответ на расспросы Рашель, не сводя глаз с ее бледного лица и поджатых губ. Она не желала рожать, и доктор почти не сомневался, что, если предоставить ее самой себе, Рашель сделает аборт. Ему стало жалко девушку, потому что она была похожа на зверька, попавшего в ловушку и отчаянно искавшего выход.