— Я думаю, лучше тебе не думать о прошлом. С тех пор минуло много времени, — сказал он, и его слова резанули ее как нож. Как мог он с такой легкостью отказываться от прошлого, которое причиняло такие страдания? Но, быть может, он никакой боли не испытывает, напомнила она себе.

— Я не сомневаюсь, что для тебя все кончено. Очевидно, для тебя все было кончено еще до того, как ты покинул Техас девять лет назад.

— Я хорошо заплачу.

— Разумеется, ты заплатил бы, но мне не интересны твои деньги и твои дела, — сказала она в полной уверенности, что ни при каких обстоятельствах не согласится работать на него.

Они прервали свой спор, потому что официант подошел принять их заказ.

— Я буду форель, запеченную с орехами пекан, — сказала Кэтрин, и официант кивнул. Бросив взгляд на Кейда, она уловила на его лице выражение замешательства. Кейд заказал лобстера и, как только официант ушел, наклонился к ней.

— Так ты больше не любишь ребрышки?

— Нет. Мои вкусы сильно изменились за эти годы.

Он посмотрел на нее задумчиво.

— Нет смысла провести в спорах весь вечер. Давай договоримся прямо сейчас. — Кейд поднялся. — Позволь показать тебе кое-что.

Заинтригованная Кэтрин встала. Кейд предупредил управляющего, чтобы ужин отложили до их возвращения. Ее любопытство возросло. Они направились к одному из лучших отелей Форт-Ворта.

— У меня здесь номер. Вот почему сегодня мы ужинаем в клубе «Миллингтон», а не в «Петролеум клубе». «Миллингтон» ближе. Я хочу показать тебе то, что собирался продемонстрировать после ужина.

Кэтрин остановилась.

— Твой номер?

— Туда мы и направляемся. У меня есть светокопии дома, который я строю. Тебе не повредит, если ты поднимешься и взглянешь. А потом мы вернемся к нашему ужину.

— Мне не нужны никакие светокопии, — заявила она. — Нам нечего обсуждать.

— А фрески для моего дома?

— Ни за какие деньги ты не наймешь меня, — сказала она, повернувшись к нему и ткнув его в грудь указательным пальцем. — Нет, Кейд. — Внутри у нее все кипело, а на лбу выступила испарина. В любой момент она могла утратить свою тренированную железную волю и высказать ему все, что накопилось за девять долгих лет. Их последний день вдвоем был свеж в ее памяти, словно это случилось вчера. Стоило Кейду появиться — и вся боль вернулась, и это как раз тогда, когда казалось, что она наконец освободилась от нее.

– По крайней мере посмотри.

— Нет! — воскликнула Кэтрин. — В этом нет смысла. Никакого! Я не собираюсь работать на тебя и мучиться. Ты и так достаточно мне навредил, черт побери.

— «Черт побери» — это правильно, - ответил Кейд ровным голосом. — Это всего лишь работа. Просто все — я имею в виду, все галеристы, рекламщики и художники — сказали, что ты лучшая. Будь профессионалом, — скомандовал он. — У нас впереди целый вечер, и нам предстоит или кричать друг другу о нашем прошлом горе, или обсуждать роспись, которую я хочу видеть в своем новом доме. Взгляни на чертежи. — Он потянул ее за руку. — Ты же эксперт.

В молчании они поднялись на лифте на верхний этаж отеля. Кейд отпер и распахнул дверь.

Она вошла в просторную гостиную, выдержанную в бежевом и белом тонах. В примыкающей к ней столовой стояли стол и восемь стульев. За стеклянной дверью виднелся балкон с металлическим столиком и креслами.

Кейд скинул пальто, и Кэтрин вспомнила времена, когда он раздевался перед тем, как заняться с ней любовью. Во рту у нее пересохло.

Кейд убрал со стола хрустальную вазу со свежими цветами и разложил чертежи. Она смотрела на его руки красивой формы, пока он расправлял плотную бумагу. Кейд стал гораздо привлекательнее, но теперь ей казалось, что она замечает в нем прежние черты, знакомые с юности, когда они были безумно влюблены.

Еще один знак его нынешнего преуспевания — светокопии трехэтажного особняка с двумя огромными крыльями.

— Что, Кэтрин?
– спросил он.

— Ты уезжал отсюда без денег. У тебя хорошо шли дела, Кейд.

— Мне повезло, — бросил он небрежно, словно не сделал ничего такого. — Вот мой дом. Он реконструируется, так что я там не живу. Мне хотелось бы иметь росписи в шести комнатах.

— Кейд, мы зря тратим время, — сказала Кэтрин с раздражением.

— Назови мне цену, — настаивал он.

— Нет, не буду. Разве ты не понимаешь, что я возненавидела тебя, когда ты сбежал перед нашей свадьбой? Ты хоть представляешь, каково мне было? — спросила она, отказавшись от привычной сдержанности. Его терпеливое молчание разозлило ее еще больше. — Ты унизил меня и разбил мне сердце! Я даже не думала, что может быть так больно! — Однажды начав, она уже не могла остановиться, слова вырывались одно за другим. — Ты ничего не объяснил мне, ни о чем не предупредил. Просто исчез. Бросил меня самым ужасным, самым жестоким из всех возможных способов.