Оставшись в одиночестве, я вновь погрузился в размышления о произошедшем со мной феномене. Что-то мешало мне, вздохнув с облегчением, объявить произошедшее сном и обрести утерянный душевный покой. К своему удивлению, я из последних сил пытался доказать обратное. Все было слишком подробно, логично, реально. Реальнее чем наяву. После яркости красок, звуков, переживаний «сна», «реальный мир» казался мне старой выцветшей кинопленкой, прокручиваемой в затрапезном сельском клубе.

Руки послушно паковали рюкзак, а мозг выхватывал из памяти фрагменты моих ночных похождений, рассматривая их со всех сторон, разлагая на «атомы», пытаясь найти хоть какую-нибудь несообразность или противоречие. Дохлый номер. Чем дальше, тем больше я цеплялся за мысль, о путешествии в прошлую жизнь. Несмотря на впитанный с молоком матери атеизм, наследственный скептицизм, и зазубренный в институте научный коммунизм. Удастся ли мне еще раз подобное перемещение? Скорей бы ночь. Сон не сон, но, черт побери, я требую продолжения банкета.

Через полчаса все было упаковано, плотик готов и мы с Витькой, тщательно залив костер, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, потопали на берег. Как я и ожидал, любимая супруга так и не соизволила выйти из воды, продолжая синеть от холода. Витька в двух словах объяснил, что от нее требуется, и Ольга согласно кивнув, подплыла к берегу. Мы спустили плот на воду и передали ей два буксирных конца – для нее и для Альфы. А сами быстро разделись и, покидав одежду на плот, напряженно замерли у самой кромки воды. На перегонки, так наперегонки.

– Кто подаст сигнал? – осведомился я. – Ты, Витька?

– Не царское это дело.

– Тогда я?

– Нет. Лицо должно быть незаинтересованное.

– Значит это должен быть Игорь, – встряла Ольга. – У него всегда лицо незаинтересованное. Как будто ему все до лампочки.

– Молчи, женщина!

– Нет уж, пусть кричит. Сигнал подает. Оль, крикни что-нибудь спортивное – вмешался в воспитательный процесс Витька.

– На старт. Внимание… – тут Ольга взяла мхатовскую паузу. И мы, как два дурака, с минуту стояли пригнувшись, дрожа от нетерпения и прохладного ветра. Ладно-ладно. Отольются кошке мышкины слезы.

– Марш!

Мы дружно заорали и ринулись в не по-летнему холодную воду.

Я уже был на середине реки, как вдруг неожиданно ногу свело судорогой. Витька с невероятным шумом рассекал водную гладь в двух метрах впереди. Мне бы окликнуть его, но гордыня не позволяла вот так просто сдаться. Барахтаясь и шипя от боли, я изо всех сил впился ногтем в икру сведенной судорогой ноги. Безрезультатно.

Мысли заметались, как подростки, застигнутые во время секса невпопад вернувшимися родителями. Кажется, пора звать на помощь. Пока я колебался, плавное, но мощное течение уже снесло меня метров на двадцать.

– Витька! Ногу свело, спасай! – заорал я, из последних сил стараясь удержаться на поверхности.

Витька, уже выбиравшийся из воды, стремительно развернулся, поискал меня глазами, выругался и снова бросился в воду.

Тем временем, дела мои шли все хуже и хуже. Силы таяли льдинкой на солнце, а от боли начала кружиться голова. В довершение всех несчастий, я вдруг почувствовал, что течение не только несет меня вниз по реке, а начинает заворачивать и тянуть просто в низ. На дно.

– Витька! Осторожно!! Водоворот!!! – успел выкрикнуть я и с головой ушел под воду.

Дальнейшее помню смутно. Легкие разрывались от недостатка воздуха, но я, стиснув зубы, пресекал все их попытки вдохнуть холодную речную воду, надеясь неизвестно на что. Ведь утопленника гораздо легче откачивать, если он не нахлебался воды. Потом зеленые и фиолетовые круги, плывшие перед глазами, уступили место расплывчатой темной фигуре, в которой я с изумлением узнал старого волхва из сна. Мураш укоризненно покачал головой, погрозил пальцем, потом что-то выкрикнул и исчез. А вместе с ним исчез и весь остальной мир.

Некоторое время я блаженно плавал в густом сером тумане. Мне было хорошо и спокойно. Странно, почему люди так боятся смерти, ведь это совсем не больно. Даже приятно. Однако, продолжалась эта благодать совсем не долго. Видимо, кто-то там наверху решил, что мне нужно еще как следует помучаться на этом свете. Иначе как объяснить то, что серая мгла сменилась чернотой тоннеля, по которому я несся обезумевшей электричкой, а свист в ушах перешел в грохот, как во время моего утреннего пробуждения…

Когда я открыл глаза, то долго не мог сориентироваться. Все окружающее казалось перевернутым на 180 градусов. Был верх – стал низ. Прямо перед глазами у меня переминались витькины босые ноги, бойко зеленела травка, пробегали встревоженные жучки, а под ногами медленно плыли жемчужные облака, кое-где позолоченные невидимым солнцем. В довершении всего, меня периодически встряхивало. И после каждой такой встряски изо рта и носа извергалась очередная порция воды. Наглотался все-таки.

Кажется, я застонал. Потому что Ольгин вопль чуть не порвал мне барабанные перепонки.