Завидев Харальда Роберт напрягся всем телом, да так что снова открылось кровотечение. Я поспешно прочел заговор и с облегчение убедился, что опасность миновала. Потом Освальд, отодвинув меня в сторону, присел к Роберту на лавку.

– Сказывай по порядку, – тяжело взглянув на франка, приказал ярл.

И я вдруг понял, что он все знал. То есть, что произошло на самом деле. Не предполагал, не думал, – знал. Наверно, это голос крови шептал ему из старческих жил страшную повесть о младшем брате, нарушившем все клятвы и ударившем в спину.

Роберт взял себя в руки и спокойно (насколько это было возможно с его состоянии) и связно передал всю историю. Потом наступил мой черед. Во время рассказа я одним глазом пытался следить за выражением лица Освальда, а другой не сводил с Харальда. Еще пять минут и точно заработал бы себе расходящееся косоглазие. А главное, – все напрасно. Лицо старого ярла не выражало ничего. То есть совсем ничего, как у знаменитой Моны Лизы. А Харальд вел себя так, как и должен вести себя агнец божий, оклеветанный зловредными недругами. Какой актер пропадал в викинге! А какой психолог! Ведь реагировал он на слова Роберта в полном соответствии со своим характером, то есть в нужных местах негодующе взрыкивал, изредка божился, и постоянно матюгался. Не знай я всей подноготной, ни за что не поверил бы, что он виновен!

– Что скажешь, Харальд? – развернулся к брату хёвдинг.

– А то! Ложь все, от первого до последнего слова. Хочешь, я скажу, как было дело? Велеслав с Робертом девчонку не поделил! Вся дружина видала как он сох по ней, а она с Робертом хороводилась. Только надоело ему! Застал их вдвоем в лесу: побратиму нож в спину, а ее за косы и в реку с камнем на шее. Да, видать, рука дрогнула – не убил Роберта сразу. И добить – кишка тонка оказалась. Сговорились они и Велеслава от твоей немилости избавить, и на меня поклеп возвести.

– А меч? – спросил Освальд, не отрывая глаз от лица Харальда.

– А что меч? Вот он, – и вытащив из-за спины клинок, Харальд положил его поперек стола.

Я невольно залюбовался. О таком мече мечтает каждый мальчишка, а счастье им владеть выпадает одному из многих тысяч. В сером пасмурном свете, пробивающим себе дорогу через узкое оконце, он завораживал мягким фиолетовым блеском. Даже я, не одну собаку съевший на стальных сплавах, не смог определить, какой коктейль придавал мечу этот необычный колер.

– Я его себе у кузнеца местного справил, у Людоты. Раньше, говорят, он в Хольмгарде ковал, да только прогневал тамошнего князя – отказался продать ему кинжал, для другого предназначенный… И пришлось Людоте ноги уносить из Хольмгарда. Здесь осел плуги да серпы ковать. Тьфу. Я ему честь по чести заплатил. Он даже обрадовался. Говорил, что хочет, мол, вернуться в Хольмгард, а мои дирхемы ему как раз в дорогу пригодятся.

После этих слов у меня похолодело в груди. Харальд не осмелился бы так нагло врать, если бы мы имели возможность проверить его слова, спросив самого Людоту. Значит… Значит кузнец Людота лежит уже на дне реки. Что викингу лишний труп на совести, тем более такой куцей, как у Харальда? Что ж, ему и это зачтется, а теперь пора брать инициативу в свои руки.

– Твои слова против наших, Харальд, – вмешался я, – И, стало быть, лишь поединок может решить кто прав. Я буду биться с тобой за свою честь, за жизнь моего побратима, за свободу Асмир и за хёвдинга Освальда, которого ты предал.

– Я не дозволю вам поединка, – неожиданно отрезал Освальд с такой горячностью, что я даже опешил. Неужели он поверил Харальду?! – Богам иной раз бывает недосуг глянуть на землю. В таких делах я привык полагаться на свой разум и сердце, а не на божий суд.

– И что же ты решил, брат?

– Впервые сердце мое не в ладах с разумом. Я не готов сделать выбор, но скажу одно: того из вас, кого сочту изменником, покараю сам. Он будет биться со мной на поединке, покуда пряхи-Норны не перережут нить жизни одного из нас.

Черт побери! Всего мог я ожидать от старого упрямца, но только не этого. Пресловутая честь семьи! Сам хочет покарать предателя. Да полно, о чем я! Ведь Освальду за шестьдесят, – ни против Харальда, ни против меня ему не выстоять! Выходит, смерти ищет хёвдинг, лишь бы не видеть как его сын и брат убивают друг друга. И тут мне стало страшно. Вдруг Освальд решит, что предатель я? Что это я сею раздор, и возвожу поклеп на его невинного младшего брата. Драться с приемным отцом?! Оборони царица небесная… Нет, пора срочно доставать из рукава козырного туза.

– Я подчинюсь твоей воле, отец. Но коли ты решишь, что я виновен, и выйдешь со мной на поединок, тебе придется убить безоружного. Я не подниму на тебя меча. Только прежде, чем ты сделаешь выбор, дозволь мне показать, что твой брат лжет!

– Попробуй, сопляк. – зарычал Харальд.

– Скажи, о невиновный Харальд, какую мету поставил кузнец Людота на мече?

– Никакой меты кузнец не поставил, даже клейма своего обычного. Я еще удивился, а он ответил, что такой меч жаль портить клеймом, – ответил Харальд, успевший досконально изучить клинок.