— Да, охота была удачной, — подтвердил Птолемей.

— Уж не Таис ли тому виной? — улыбнулся Неарх.

— Что ты имеешь в виду? — вскинул глаза Александр. — Что дикие звери следовали за ней, как за Афродитой, которых богиня усмиряет любовным желанием?

— Нет, за Афродитой идут волки, львы и медведи, а не лани. Лань — зверь Артемиды. А ведь именно здесь ее царство, — вступил в разговор Клит, прозванный Черным, брат кормилицы Александра, между прочим, спасший ему жизнь при Гранике. Вообще-то он был человеком простым, несколько прямолинейным, «военным», как бы сказала Геро и этим выразила все. Но Александр прощал его «простоту», потому что любил его.

Филота же был человеком, который не говорил, что думал, а думал, что говорил. Потому вслух ничего не сказал, но про себя решил, что этот идиот случайно оказался прав. Лев — это Александр, волк — это Птолемей, медведь — Леонид, может быть еще кто-то. А то, что эта афинская дрянь укротила и приручила не одного и не двух, так это точно. Хотя, спору нет, в Таис что-то есть, он и сам бы не отказался от нее. А насчет нее и Александра — что-то непонятное. С одной стороны, он ей покровительствует, с другой — не берет к себе. Все у него с вывертом, все не как у людей. Лиса с виноградом. Филота презрительно отвернулся.

Неудивительно, что он не понимал Александра. Чтобы понять и оценить другого человека, надо хотя бы отчасти самому обладать похожими качествами.

Подали еду, и Александр разбудил Таис. Она смутилась и удивилась тому, что так незаметно уснула.

— Теперь мы квиты; чтоб не обижалась, что я засыпаю в твоем присутствии, — кивнул царь.

— Надеюсь, я не храпела?

— Нет, зато рассказала все свои тайны, — поддразнил ее Александр.

— О!.. — Таис с надеждой посмотрела на Леонида. — У меня нет никаких тайн.

— А тайна твоего происхождения? — не унимался Александр.

— Мы решили, что ты ближе к «выныривающей», чем к богине-деве с ланью, — сказал Леонид.

— Только тем, что я не дева с некоторых пор, — усмехнулась она. — Но не гневите богов такими сравнениями, — и Таис от сглаза поплевала себе за шиворот. — Иначе Афродита накажет меня и наградит отвратительным запахом, как лемносских женщин. Не к столу будет сказано…

— О, мне сейчас ничего не перебьет аппетит! — подытожил Черный Клит и принялся за увесистый кусок мяса.

Оставив в Карии значительный контингент наемников и гетайров и отправив своего первого генерала Пармениона с обозом и фессалийцами зимовать в столицу Лидии Сарды, Александр налегке пошел в южном направлении подчинять побережье Ликии и Памфилии. Затем он планировал повернуть на восток, пройти Писидию и весной встретиться с остальными частями армии во Фригии.

По поводу молодоженов, ушедших на зиму в Македонию, прозвучало немало шуток и пожеланий. Птолемей остался, сославшись на то, что уже родил ребенка и выполнил долг перед Македонией. Мелеагр и Клеандр отправились в Элладу вербовать новых солдат. Все как-то разошлись на зиму, один Александр не угомонился. Он не хотел, как было принято, использовать зиму для отдыха. Это казалось ему бессмысленной тратой драгоценного времени. Он рассчитывал легко захватить Ликию и Памфилию, и действительно ему сдались около 30 городов, хотя не обошлось и без сопротивления, например в Термессе или Салагассе. Город Аспендос на подступах к Киликии поначалу добровольно признал власть Александра, но не выполнил его требования о выплате подати и поставке копей, которых там выращивали для персидского царя. Узнав об этом, Александр вернулся и захватил город. На этот раз сумма контрибуций увеличилась в два раза, от жителей царь потребовал выдачи отцов города в залог верности и подчинения своему сатрапу. На дальнейшем пути во Фригию Александр не встретил серьезного сопротивления.

Чуть раньше произошло неприятное происшествие совсем другого рода. Когда армия стояла в Фаселисе, от Пармениона пришло тайное донесение. Он перехватил шпиона Дария Сисина с письмом в адрес Александра Линкестийца о предложении свергнуть царя в награду за трон в Македонии и 1000 золотых талантов. Парменион взял Линкестийца под стражу и ждал приказа царя, как с ним поступать.

Александр собрал своих ближайших соратников на совет. Все убеждали его, что вина Линкестийца вполне доказана: есть показания дезертира Аминты, который якобы был послан Линкестийцем к Дарию, и Сисина, который вез ему ответ царя царей. Сам Линкестиец, естественно, все отрицал. Однако Александр не спешил выносить обвинение на войсковое собрание, которое по закону решало вопросы измены царю и Отечеству и выносило смертные приговоры. Он приказал оставить бывшего начальника фессалийцев под стражей.

— И что думаешь ты? — спросила Таис, когда Потолемей по секрету рассказал ей о случившемся.

— Уверен, что виновен. Его вообще надо было убрать еще два года назад, как все Александру и говорили. Нельзя оставлять в живых возможных претендентов на престол, себе дороже будет. Такова традиция, а она не возникает просто так, в ней опыт поколений. А он пожалел его и Архидея. И вот результат.

— Но от Архидея-то какой толк? Он же не в своем уме. Какой из него царь?

— Неважно. Он сын Филиппа, пусть побочный, пусть ненормальный. Иногда это даже хорошо. Не все цари правят сами. И Парменион тоже не так уж бескорыстен. Ему ой как на руку истребить линкестийцев! — готовит место для своих. Их род после линкестийцев — ближайший к царскому.

— Что ты такое говоришь? — поразилась Таис, и Птолемей решил попридержать язык. В мире, в котором жила Таис, не было столько коварства. — Ты считаешь, что весь заговор подстроен?

— Я думаю, что Александр так считает.