Я попался в ловушку собственного высокомерия, подумал Сейджи. Но он не позволит чувствам обнаружить себя. Нора ни в коем случае не должна догадаться о том, что стала ему дорога. Или ощутить горьковатый привкус его сладких грез. Пусть его и охватывает сожаление и неистовое желание, он не откажется от задуманного и получит свое.

Нора встала рядом с Сейджи. Они поклонились друг другу и священнослужителю. Тот ответил им тем же и принялся начитывать по памяти слова свадебного обряда. Нора не понимала их, и для нее церемония тянулась бесконечно долго. В последнее время она совсем мало ела, не говоря уж о сегодняшнем дне, и потому чувствовала головокружение. В какой-то момент у нее зазвенело в ушах, и она слегка покачнулась.

Сейджи вовремя поддержал ее за руку.

— Тебе плохо? — забеспокоился он.

Нора отрицательно помотала головой. Внезапно поток слов, призванных соединить их, иссяк. Нора догадалась, что теперь они муж и жена. На ее руке, рядом с кольцом, которое он надел ей как знак помолвки в день приезда, появилось изящное платиновое колечко. Молодожены почтительно поклонились священнику и обернулись к гостям. Со всех сторон неслись поздравления и пожелания долгой, счастливой жизни.

Нора через силу улыбалась и кивала, пока Сейджи знакомил ее с гостями. Время от времени он переходил на английский. Сакэ уже лилось рекой. Вездесущий шофер Сейджи открыл охлажденное шампанское и разлил по бокалам в форме тюльпанов, сделанных на европейский манер.

— Никакого спиртного, пока не поешь, — шепнул Сейджи и повел Нору к одному из столиков, где на лакированных подносах были разложены закуски и разные сладости.

Норе не нравилось, что Сейджи командует ею, но силы ее были на исходе. Она проглотила несколько шариков из клейкого риса, политых соусом. Еще раньше она узнала от Инэ, что это соус из красной фасоли адзуки. Шарики оказались на удивление вкусными, и Нора немножко ожила. Я справлюсь, твердо решила она, ослепительно улыбаясь гостям. Сейджи обнял ее за талию жестом собственника. Пройдет несколько лет, и я забуду все, как дурной сон.

Гости пробыли положенное время и наконец начали расходиться. Прощаясь, они еще раз поздравили молодоженов. Айко присоединилась к Сейджи и Норе, провожавшим гостей. Она не удержалась от колкости и, обращаясь к главному управляющему сына, датчанину, который знал еще ее покойного мужа, язвительно заметила, что наконец у нее появилась невестка, которая позаботится о ее старости.

— Я уж и не надеялась, что это когда-нибудь случится. — Ее безжалостный смешок не обещал ничего хорошего.

— Не спускай ей с рук эти шпильки, — посоветовал Сейджи. — Мать примет тебя, у нее нет другого выхода. В ее оправдание можно сказать лишь то, что всю жизнь она страдала от презрительного отношения к ней американских родственников. Естественно, что она не испытывает к ним теплых чувств.

Что мне ответить на это? — раздумывала Нора. Согласна, моя семья отвратительно обошлась с ней. И я с лихвой заплачу за их ошибки. Разве этого недостаточно?

— Я вижу, ты не посвящал мать в подробности нашей сделки, — заметила Нора.

Сейджи лишь пожал плечами. Они замолчали. Нора чувствовала, как мучительно тянулась эта тишина. К тому времени солнце уже село. Слуги разошлись по домам. Прежде чем уйти, они зажгли старинные масляные светильники. Теплое мерцание огоньков отражалось в темных зрачках Сейджи. Он сидел за столом напротив Норы и смотрел на нее.

Теперь уже скоро, поняла Нора, рассеянно водя пальцем по набивному узору кимоно из зеленого шелка. Она переоделась в него, освободившись от вычурного и неудобного свадебного наряда. Сейчас он скажет, что пора ложиться. Разденет меня. Я должна буду раздеть его и вымыть. Потом мы займемся любовью. Я лишусь девственности, как ограбленные — своего имущества.

Но если ей понравится то, что произойдет между ними, когда пройдет боль, возникающая, как говорят, в первый раз, она вряд ли сможет жить одна, как прежде.

Но Сейджи что-то не торопился.

— Может, прогуляемся перед сном? — предложил он.

Нора безмолвно поднялась.

Они стояли на деревянной площадке энгава [10] . Оба засмотрелись на луну. Шла первая четверть, и бледный серпик едва начал расти. Пока они потягивали сакэ со сладостями, воздух начал наполняться ночной прохладой. Камни и деревья, фонари и маленький бамбуковый водопровод, что питал водой прудик, приобрели смутные очертания.

— Ты жалеешь? — мягко спросил Сейджи, сжимая ее плечи через тонкий шелк кимоно.

Нора не сопротивлялась.

— Если ты интересуешься, как бы я поступила, обсуждай мы все впервые этим вечером, то отвечаю — так же. Но это не значит…

Сейджи не дал ей закончить. Как ястреб, стремительно падающий с небес на жертву, он страстно прильнул к ее губам.

Впервые за все время их необычных отношений Сейджи перестал сдерживать себя, дав волю чувственности, которой щедро был наделен и которую Нора еще раньше почувствовала в нем. Поцелуй его, еще более властный, чем тот, когда он завладел губами полуголой, только что вышедшей из бассейна девушки, в сто раз откровенней, чем те притязания, что он предъявлял на нее, когда она прилетела к нему в Ванкувер, — этот требовательный, ищущий поцелуй, казалось, вбирал в себя всю Нору.