— Я не держу конюшен, — раздраженно сказал Пэдуэй — и смягчился, поймав обиженный взгляд Фритарика. — Ничем, старина, когда-нибудь мы позволим себе добрых лошадей. Пока же у меня такое чувство, будто я сижу на муравейнике.

Они достигли Равенны на исходе четвертого дня. Косые лучи заходящего солнца пробивались сквозь туманную дымку и высвечивали золотые купола. Подал голос церковный колокол, и лягушки в лагунах умолкли; потом вновь принялись заунывно квакать. Таким Мартину и запомнился этот город у дамбы: перезвон колоколов, кваканье лягушек и пронзительная, безжалостная песнь москитов.

Главный церемониймейстер, казалось, просто родился с медоточивой улыбкой.

— Добрейший, все аудиенции у нашего короля расписаны на три недели вперед.

Три недели! За это время механизмы сломаются, а работники разбегутся. Менандрус, натура щедрая, особенно с чужими-то деньгами, доведет газету до банкротства. Тупик!.. Пэдуэй, после конного похода согнутый, словно старый паралитик, тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

Вельможа, который сразу потерял половину гонора, воскликнул в искреннем изумлении:

— Как, разве у тебя нет денег?!

Конечно, устало подумал Мартин, кто принимает отказ всерьез?..

— Каковы же твои расценки?

Церемониймейстер принялся торжественно загибать пальцы.

— Ну, за двадцать солидов я предоставлю тебе аудиенцию завтра. За двухдневное ожидание я обычно беру десять солидов; но это будет воскресенье, поэтому могу предложить аудиенцию в понедельник за семь с половиной. На неделю вперед — два солида. Две недели…

Пэдуэй прервал монолог, предложив взятку в пять солидов за аудиенцию в понедельник. На том и порешили, когда Мартин добавил еще бутылочку бренди.

— И не забудь подарок королю! — напутствовал церемониймейстер.

Теодохад, сын Таразмунда, король готов, Главнокомандующий войсками Италии, Иллирии и Южной Галлии, наследный принц клана Амаль, герцог Тосканский, Благороднейший Патриций и т. д. и т. п., болезненно тощий и ростом с Пэдуэя, поглаживал короткую седую бородку. Он зыркнул на посетителя водянистыми глазками и проблеял тонким дребезжащим голоском:

— Ну, здравствуй, милейший, с чем пришел? Ах да, Мартинус Падуанский, ты, кажется, выпускаешь газету? Так-так…

Король без малейшего акцента говорил на классической латыни.

Пэдуэй чопорно поклонился.

— Да, мой господин. Прежде чем приступить к делу, я хотел бы…

— Отличная вещь эта твоя печатающая машина. Я о ней слышал. Неоценимая находка для ученых мужей. Надо познакомить тебя с Кассиодором. Уверен, ты захочешь напечатать его «Готскую войну». Великолепный труд. Заслуживает широчайшего признания.

Пздуэй терпеливо выждал.

— Я принес тебе скромный дар. Весьма необычный…

— Э? Дар? Прекрасно, прекрасно. Доставай же!

Пэдуэй раскрыл изящный кожаный футляр.

— Э? — удивленно пискнул король. — Что это такое?

Деликатно обходя щекотливый момент, — пресловутую близорукость Теодохада, — Мартин разъяснил назначение увеличительного стекла.

Теодохад схватил первую попавшуюся книгу, поднес к ней подарок и взвизгнул от восторга.

— Превосходно, мой славный Мартинус! Теперь я смогу читать без головных болей?

— Надеюсь, господин. Что касается моего дела…

— Ах да, ты ведь жаждешь печатать Кассиодора. Сейчас я его позову.

— Нет, повелитель. Цель моего визита иная.

Не позволяя себя перебить, Пэдуэй торопливо рассказал королю про осложнения с Лиудерисом.

— Я не вмешиваюсь в решения местных военных начальников. Они сами знают, как поступать.

— Но, мой господин… — И Мартин разразился красноречивой тирадой о значении телеграфной компании.

— Э? Прибыльное дело? Почему же ты сразу не предложил мне долю?

Пэдуэй был потрясен и пробормотал что-то о нехватке времени. Теодохад укоризненно покачал головой.

— Стыдно, Мартинус. Верноподданные так себя не ведут. Видно, мир сошел с ума — народ не чтит своего монарха… Если ты лишаешь короля возможности честно заработать, то почему я должен заступаться за тебя перед Лиудерисом?

— Прошу прощения, мой господин…

— Стыдно, очень стыдно. Но ты, кажется, хотел что-то сказать? Говори прямо, милейший, не тяни.