В этом театре мне нравилось все. Здесь доброжелательные актеры. Все члены семей актеров участвуют в жизни труппы. Допустим, какая-то дама пришла в труппу, потому что любит актерское мастерство, значит, она уговорит жениха вступить в нее тоже. Они поженятся, а когда их дети подрастут, то и они, скорее всего, будут участвовать в ежегодной пантомиме. Со временем каждый решает, что ему интереснее: работать за сценой, заниматься хореографией или шить костюмы. Мама тоже участвовала в жизни театра по просьбе папы, но держалась особняком. Как-то раз один драматический актер прогудел:

— Анжела, как тебя увижу, сразу хочется выпить чашку чая!

Она и сейчас была тут — подметала авансцену. Лицо ее осунулось, волосы были в беспорядке, спина сгорблена. Пол был усыпан толстым слоем опилок, — видимо, только что устанавливали декорации. Я кивнула в знак приветствия. Роджер в свежей сорочке стоял посреди зала, ухватившись за подбородок двумя пальцами, и что-то бормотал Уильяму, постановщику. Когда вокруг суетились, бегали, налаживали освещение, уровень звука, декорации, он обожал говорить: — Я тут не начальник, я такой же работник, как все. — Но это были только слова. Даже смеялся он, как хозяин. Хотя в труппе у многих был такой же густой смех. Отец был явно занят, и я решила его не беспокоить.

Я направилась к Дайане, учительнице начальной школы. Она недавно стала членом труппы, не умела отказывать и поэтому работала за десятерых. В тот вечер она приколачивала кабельную проводку к плинтусам, чтобы никакие милые старички не споткнулись и не предъявили нам иск.

— Могу помочь, — предложила я.

Я прокрадывалась за сцену, чтобы взять ножницы, когда Роджер окликнул меня: — Ханна!

Не повезло. Я подошла к нему. За ухо у него был заложен карандаш:

— Привет, пап, как дела?

— Ужасно. Мириам везла тележку с камином из гаража, оставила ее на улице, и какая-то сволочь стащила.

— Что стащила, тележку?

— Вот именно. Безобразная тележка, ничего особенного: четыре колеса, платформа и ручка. Кому и для чего могла понадобиться такая ерунда?

Я сморщила нос:

— Сейчас народ что угодно стырит.

— Не знаю, откуда ты набралась такой терминологии, но уж точно не дома. — Он тяжело вздохнул и добавил: — А еще Нетти отказалась надевать парик, так что Пегги придется опрыскать ей волосы оранжевой краской.

Я втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Пегги семьдесят шесть лет, и когда она пьет чай — обычно с бергамотом, — у нее так трясутся руки, что чашка дребезжит о блюдце. Могу себе представить, как она сможет обрызгать Нетти оранжевой краской. Обе будут грязные с головы до ног. А голова Нетти станет как подсолнух.

— Это еще не все? — я закусила губу.

— Рози должна была суфлировать, но отвлеклась на что-то, и Сефтону пришлось шипеть: «Текст, текст». Не трагедия, конечно, но он вихрем умчался со сцены и вопил: «Все! Последний раз! Больше не участвую в постановках этой труппы!»

— Роджер, он каждый раз так говорит.

Отец запустил руки в волосы:

— Да знаю я, но мне-то от этого не легче. — И вдруг он вытащил секундомер и крикнул: — Вот это было то, что надо! Отлично! Давайте сменим эту декорацию. Все, кто может двигаться! Прошу дать музыкальную паузу! Все убираем! Никаких дискуссий! Даю одну минуту!

Все задвигались: кто быстро, кто нога за ногу. Отец из одного конца сцены перебежал в другой. Увидев в этой ситуации свой шанс, я пробормотала: «Пойду помогу Дайане», но Роджер не дал уйти, схватив за руку.

Через семь минут, когда Пегги все еще бродила по сцене с картиной в раме с изображением лошади, Роджер сказал Уильяму:

— Я отойду, ладно? — и, обняв меня за плечи, повел в конец зала. Там жестом указал на стул. Я уселась, он тоже.

— Ну, мне можно радоваться? — спросил он.

— Знаешь про то, как верблюд наткнулся на стену?

— Ханна!

Вздохнув, я словно бросилась в холодную воду:

— Роджер, я попыталась связаться с Джеком, но это оказалось невозможно. Он очень озлоблен. С ним нечего и пытаться говорить. Я думаю, что его надо просто оставить в покое. Не знаю, что это даст мне и Джейсону, но…

Отец встал и ушел. Я решила, что он вдруг вспомнил, что надо о чем-то напомнить Уильяму, и сейчас вернется. Но он не вернулся. И за весь вечер ни разу не взглянул на меня.

Наутро первым делом я позвонила отцу:

— Я договорилась о встрече с Джеком.

— Браво! Молодец, дочка! — засмеялся Роджер.

Я послала трубке сияющую улыбку.

— Ты меня прости, доченька, за вчерашнее, меня просто отвлекли. Ты ведь знаешь, я без задней мысли… Убежал в середине разговора, как старый дурак… Не сердишься?