Брюстер расхаживал взад и вперед:

– У нас осталось меньше пяти дней. Этридж выбрал чертовски неудачное время, чтобы умереть. – Он остановился, вынул сигару изо рта и мрачно посмотрел на Саттертуэйта. – Вы уверены, что точно идентифицировали человека, который похитил Фэрли?

– Стурку? Почти наверняка.

– Думаете, он сдержит слово?

– Только если решит, что это для него выгодно.

– Иначе он убьет Фэрли. Независимо от того, освободим мы семерых или нет. Это вы хотите сказать?

– Я не могу читать его мысли, господин президент. Я не знаю, какие у него планы. Но он убьет без колебаний, если решит, что у него есть для этого причины.

Президент обошел вокруг стола и упал в большое кресло.

– Тогда нельзя дать ему таких шансов.

– Вы хотите использовать двойников?

– Думаю, да.

– Мы можем послать их в Женеву. Будем держать подальше от чужих глаз и введем в дело, только если этого потребует обстановка.

– Но вы должны быть абсолютно уверены, что о них никто не узнает.

– Мы сможем это сделать, – заверил Саттертуэйт. – Это нетрудно. Никто не увидит их больше одного раза.

– Будьте очень аккуратны.

Брюстер взглянул на свою сигару и положил ее в пепельницу:

– Милт Люк может быть временным президентом в течение нескольких дней, но избави нас Бог оставить его на четыре года.

09.00, континентальное европейское время.

Лайм приладил к глазам бинокль и бегло осмотрел площадь, пока не нашел нужное ему окно. Оно находилось в доброй сотне ярдов, но сильные линзы приблизили его на расстояние вытянутой руки. Он смотрел через гироскопический бинокулярный прибор, который стоил американскому правительству больше четырех тысяч долларов.

Дыхание вырывалось из его ноздрей в виде пара. Он не приготовил себе теплых вещей для субарктического климата. Чэд Хилл купил ему перчатки, шарф и твидовое пальто в магазине «Стокманн» в Хельсинки, а сам Лайм одолжил у местного полицейского меховую шапку с ушами. Перчатки были маловаты, зато пальто оказалось как раз впору.

Англичанин спросил:

– Ну, что там?

– Он читает «Геральд трибюн».

– С его стороны это просто свинство.

Мецетти не задернул шторы. Он сидел в номере отеля рядом с телефоном и читал газету, вышедшую вчера в Париже.

– Замечательно.

Англичанин отодвинул от губ воротник пальто. Им пришлось распахнуть окно настежь, потому что, если они его закрывали, оно начинало запотевать. В номере Мецетти стояли, судя по всему, двойные рамы. Окно замерзло по углам, но в середине оставалось чистым, и сквозь него все было видно.

Англичанин являлся высокопоставленным чином в британской МИ-5. Плотный, лысый и округлый, как шар, он носил песочного цвета офицерские усы и галстук в полоску.

В Лахти у ЦРУ имелся свой человек, но, как это часто бывало, здесь его все так хорошо знали, что Лайм не хотел его использовать. Если ввести его в дело, информация быстро просочится наружу, и тогда появится опасность спугнуть контакты Мецетти.

Если вообще будут какие-нибудь контакты.

Впрочем, их следовало ожидать, учитывая, что Мецетти в первый раз сделал передышку с тех пор, как протащил их за собой через всю Европу. Он устроился в гостиницу вчера вечером и распорядился доставлять еду к себе в номер. Похоже, он ждал телефонного звонка. Его линия прослушивалась.

Англичанин сказал:

– Посмотрите вниз.

Вдоль тротуаров стояли беспорядочно припаркованные автомобили; в этот момент в конце улицы показалась еще одна машина, это был восточногерманский «вартбург».

– Смешно. Точно на производственное совещание приехал.

– Вы его знаете?

– Приходилось встречаться. Только теперь он в штатском.

Водитель не вылез из машины. Пассажир исчез в дверях гостиницы. Через минуту он вышел обратно, сел в машину и остался в ней сидеть. Автомобиль не тронулся с места.

– Он работает на Москву?

– Думаю, нет. Теперь уже нет.

Рядом с подъездом стоял «рено» с французским агентом, немного дальше – большой «БМВ» с четырьмя представителями немецкой разведки. Оглядев площадь через двадцатикратный бинокль, Лайм обнаружил соглядатаев еще в пяти машинах. Он узнал одного из них – испанского агента, с которым встречался раньше в Барселоне.

С бору по сосенке. Англичанин был прав – это было смешно.

Лайм подошел к телефону:

– Чэд?

– Слушаю.

– Площадь кишит шпионами. Убери их отсюда.

– Я попытаюсь.

– Нажми на них.

– Им это не понравится.

– Я извинюсь попозже.

– О'кей. Посмотрю, что можно сделать.

Лайм вернулся к окну, ощущая себя выжатым до предела. Бессонница резала ему глаза; он старался моргать пореже, чувствуя, что под веками как будто насыпан сухой песок.

Англичанин сидел у окна, как Будда. Лайм сказал: