– Прошу прощения, семлянин... но я не спосопен очень пыстро перемещаться по вашему миру.
– Он постучал костылем по мраморным плитам. В нем все претметы слишком тяшелы. Если я окашусь в толпе, то меня затопчут.

Он доброжелательно улыбнулся с высоты своего немалого роста. .Патрульный потер щетинистый подбородок:

– Порядок, папаша, я тебя понял. Вам, марсианам, у нас нелегко... Убери-ка с дороги свои палочки.

Напрягшись, он подхватил марсианина на руки.

– Обхвати-ка меня покрепче ногами, нам надо поторопиться.

Мощная фигура патрульного протискивалась сквозь толпу. Уллен зажмурился, - быстрое движение при этом противоестественном тяготении отзывалось спазмами в желудке. Он снова открыл глаза только в слабо освещенном закоулке подвала с низкими потолками.

Патрульный осторожно опустил его на пол, подсунув под мышки костыли.

– Порядок, папаша. Побереги себя.

Уллен пригляделся к окружающим и заковылял к одной из невысоких скамеек в ближайшем углу убежища. Позади него послышался зловещий лязг тяжелой, освинцованной двери.

Марсианский ученый достал из кармана потрепанный блокнот и начал неторопливо заполнять его каракулями. Он не обращал ни малейшего внимания на взволнованные перешептывания, встретившие его появление, на обрывки возбужденных разговоров, повисшие в воздухе.

Но, потирая пушистый лоб обратным концом карандаша, он наткнулся на внимательный взгляд человека, сидящего рядом. Уллен рассеянно улыбнулся и вернулся к записям.

– Вы ведь марсианин, верно?
– заговорил сосед торопливым, свистящим голосом.
– Не скажу, что особо люблю чужаков, но против марсиан ничего такого не имею. Что же касается венериан, так теперь я бы им...

– Тумаю, ненависть никокта не товетет то топра, - мягко перебил его Уллен.
– Эта война - серьесная неприятность... очень серьесная. Она мешает моей рапоте, и вам, семлянам, слетует её прекратить. Или я не прав?

– Можем поклясться своей шкурой, что мы её прекратим, - последовал выразительный ответ.
– Вот треснем по их планете, чтобы её наружу вывернуло... и всех поганых венерят вместе с ней.

– Вы сопираетесь атаковать их корота, как и они ваши?
– Марсианин совсем по-совиному задумчиво похлопал глазами.
– Вы тумаете, что так путет лучше?

– Да, черт побери, именно так...

– Но послушайте.
– Уллен постучал костистыми пальцами по ладони.
– Не проще ли пыло пы снаптить все корапли тесориентирующим орушием?.. Или вам так не кашется? Наверное, потому, что у них, у венериан, есть экраны?

– О каком это оружии вы говорите? Уллен детально обдумал вопрос.

– Полакаю, что тля нево у вас существует свое насвание... но я никокта ничево не понимал в орушии. На Марсе мы насываем ево "скелийнкпек", что в перевоте на английский осначает "тесориентирующее орушие". Теперь вы меня понимаете?

Он не получил ответа, если не считать недовольного угрюмого бормотания. Землянин отодвинулся от своего соседа и нервно уставился на противоположную стену. Уллен понял свою неудачу и устало повел плечом:

– Это не ис-са тово, что я утеляю всему происхотящему слишком мало внимания. Просто ис-са войны всекта слишком мноко хлопот. Стоило пы её прекратить.
– Он вздохнул.
– Но я отвлекся!

Его карандаш вновь пустился было в путь по лежащему на коленях блокноту, но Уллен снова поднял глаза:

– Простите, вы не напомните мне насвание страны, в которой скончался Китлер? Эти ваши семные насвания порой так слошны. Кашется, оно начинается на "М".

Его сосед, не скрывая изумления, вскочил и отошел подальше. Уллен неодобрительно и недоуменно проследил за ним взглядом.

И тут прозвучал сигнал отбоя.

– Ах та!
– пробормотал Уллен.
– Матакаскар! Веть очень простое насвание.

Теперь мундир на Джонни Брюстере уже не выглядел с иголочки. Как и должно быть у бывалого солдата, по плечам и вдоль воротника намертво залегли складки, а локти и колени лоснились.

Уллен пробежался пальцами вдоль жутковатого шрама, шедшего вдоль всего правого предплечья Джонни.

– Тшонни, теперь не польно?

– Пустяки! Царапина! Я добрался до того венеряка, который это сделал. От него осталась лишь царапина на лунной поверхности.

– Ты сколько пыл в коспитале, Тшонни?

– Неделю!

Он закурил и присел на край стола, смахнув часть бумаг марсианина.

– Остаток отпуска мне следовало бы провести с семьей, но, как видишь, я выкроил время навестить тебя.