– Разрешите?

Я молча посторонился, пропуская его в переднюю, затем жестом пригласил пройти в комнату.

– Благодарю. Я на одну минуту. Дело в том, что вас просит прибыть к нему президент. Он прислал машину.

– Я что, арестован?

Глаза детины заискрились весельем. Было видно, что ему стоит большого труда сдерживать смех. Это разозлило меня.

– С чего вы взяли. Это частное приглашение. Просто мне поручили отвезти вас на место встречи. Президента сейчас нет в городе.

– А если я откажусь ехать?

– Это ваше право. Я передам президенту.

– Ваш президент не будет шокирован, если я приеду к нему в джинсах и свитере?

Он уже не скрывал усмешку, и это вконец определило мое отношение к нему.

– Если вы познакомитесь с ним поближе, вы увидите, что его трудно шокировать.

Поколесив по Москве, машина выехала за город.

Детина упорно молчал, я тоже не имел желания начинать разговор. Наконец мы свернули с шоссе и поехали по грунтовой дороге. Еще минут через двадцать машина въехала во дворик небольшого двухэтажного особняка из белого кирпича.

Мой смешливый попутчик предупредительно открыл дверь и пропустил меня в просторный холл с полом, покрытым толстым коричневым ковром. Детина начал подниматься по широкой деревянной лестнице на второй этаж. Я следовал за ним.

В маленькой уютной комнатке, обставленной как кабинет, за столом, уставленным телефонами и пультами селекторной связи, сидел Темная Лошадка.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Я давно искал случая с вами познакомиться. Должен также признаться, что меня крайне огорчало ваше явно враждебное отношение к моей кандидатуре, потому что вы единственный журналист, чьи заметки, посвященные моей скромной персоне, я читал с интересом. Мне кажется, в нас много общего. И в первую очередь- страсть к анализу и логике. Именно поэтому вы единственный, кто понял, что я собой в действительности представляю, и ваш интерес ко мне (тут его глаза заискрились таким же весельем, как у его сподвижника, что опять начало вводить меня в состояние раздраженности) кажется искренним. Ведь за период предвыборной кампании вы ни о ком кроме меня не писали.

– Ну зачем же так скромно. О вас писали почти все, особенно под занавес. Вы у всех вызывали жгучий интерес.

– Именно под занавес. Когда стало ясно, что я победил. Но, как я заметил, всех интересовал не столько я, сколько обстоятельства, которые привели меня к победе.

– В некотором роде. Хотя феномен Темной Лошадки интересен сам по себе.

– Вам было бы, наверное, интересно разобраться в этом феномене?

– Не скрою. Но и в обстоятельствах, его породивших, тоже.

– О, обстоятельства примитивны. Во-первых, новое всегда интересно. Во-вторых, у никому не известного кандидата мало врагов среди избирателей. ob просто не успевает их нажить. В-третьих, на начальном этапе его никто не принимает всерьез, следовательно он имеет некоторое преимущество в марафоне, а это очень важно, поскольку у него имеется время проанализировать тактику соперников, которая у всех схожа и разработать свою, резко отличающуюся от всех. Это сразу же бросается избирателю в глаза. Если же это подается под особым соусом, то в мозгу избирателя откладывается сигнал: "это хорошо". Когда же соперники начинают понимать, что проигрывают, срабатывает инстинкт стаи, и они разом набрасываются на лидера, после чего уже срабатывает так называемый елицинский синдром: чем больше обливают помоями, тем выше популярность в простом народе. И так далее.

– Есть еще один важный фактор, о котором вы почему-то не упоминаете.

– Да, финансирование. Но вы же заметили, что на предвыборную кампанию я потратил меньше всех.

– Откуда же поступали средства?

– Источники самые разнообразные.

– И из-за границы?

– И из-за границы.

– Скажите, а чем вызван ваш интерес к скромному журналисту? Или кроме меня вы намерены встретиться с другими представителями прессы?

– Нет, только с вами. Должен признаться, что журналистов я презираю так же, как политиков, и значительно сильнее, чем проституток. Я решил встретиться с вами, потому что вы - единственный серьезный аналитик в отечественной прессе,

Я молча проглотил комплимент. Пока Темная Лошадка объяснял мне своим бархатным голосом азы избирательного искусства, я внимательно изучал его, стараясь понять, какие чувства он во мне вызывает. К сожалению, неприятен он мне не был.

Он выглядел значительно моложе своих пятидесяти лет. Волосы едва тронуты сединой, морщин почти нет. Из-за расплывчатых черт лица его было бы трудно запомнить, если бы не глаза. Они постоянно излучали насмешку, которая могла быть злой и доброй, жестокой и снисходительной - в зависимости от темы разговора. Это мне понравилось тем, что по насмешке "ложно было безошибочно определить его отношение к тому, о чем он говорил.

– Вы презираете политиков. А сами-то вы разве не из их числа?

– Я политик волею судьбы, и я не имею политических убеждений.

– Вы сами-то верите в то, что может существовать политик, не имеющий политических убеждений?

– Конечно. Я ведь отношусь к деятельности президента не как к политике, а как к работе. Работа президента любой страны - управлять государством. Если бы я взялся управлять государством в условиях демократии, то я бы вынужден был становиться политиком для того, чтобы политическими методами обеспечить себе возможность управлять. Но это для меня слишком сложно. Поэтому я избрал единоначалие. Неограниченная власть, но и необъятная ответственность. Я добровольно взял на себя риск ответить за все, что я сделаю за эти два года. А сделать я намерен немало. Кроме того, у меня имеются четкие моральные принципы, от которых я не отступил ни разу в жизни. Займись я политикой, ими нужно было бы пожертвовать. Политика - грязное дело. Политик - это, прежде всего, человек со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как бы он ни стремился защищать чьи-либо политические интересы, он всегда будет защищать интересы собственные. Искать честного политика - это все равно что искать честного жулика.