Шрифт:
Плюй выжидающе уставился на Хлеста.
«Ох, Витенька, Витенька, корешок ты мой старинный – какой же ты круженый стал. Пи…шь мне и глазом не моргнешь. Только я тебе не фраер дешевый, чтоб просто так твои сказки глотать», – думал Петр, с чуть заметной усмешкой рассматривая фотографии.
Хлест мало что понимал в художественных ценностях и сейчас, глядя на шесть прекрасных вещей, даже представить себе не мог их истинной стоимости. Но он обладал волчьим чутьем на добычу. И это самое чутье плюс лживый Витькин рассказ говорили ему, что вещи стоят намного дороже, чем те крохи, которые собираются кинуть ему.
– Так ты говоришь, нужно сегодня ночью сработать?
– Обязательно. Иначе опоздаем.
– Как ты себе все это представляешь?
– Да тут и представлять нечего. Безделушки стоят в комнате наверху. Сигнализацию отключат. С нами будет спец по таким делам.
– Больно гладко у тебя все получается! – усмехнулся Петька. – А почему раньше этого не сделали?
– Нужды не было, – развел руками Плюй.
– Кто с нами будет работать?
– Ты его не знаешь. Мой кореш, из Тарасова. Вполне надежный.
– А если старик проснется?
– Ну, врежем ему разок. Не до смерти, а так – пусть отдохнет до утра.
– Ладно, заметано, – согласился Хлест, и они ударили по рукам.
Хлест нисколько не сомневался, что дело предстоит серьезное и не исключены сюрпризы. Воровской опыт подсказывал ему не рисковать и послать Плюя подальше.
Но тут он подумал, что судьба дарит ему тот единственный шанс, о котором он так мечтал: украсть столько, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь.
– В три подгребай к больнице. Там встретимся. Инструмент у меня есть.
– Жди, я буду.
После ухода Плюя Петька немного подождал и, осторожно открыв дверь, прислушался. На улице стояла тишина, нарушаемая лишь стрекотанием сверчков. Он тихо вышел и, оглядевшись, направился к сараю. Там, в погребе, в углу был закопан небольшой деревянный ящик.
Петька достал его и аккуратно извлек предмет, завернутый в промасленные тряпки. Когда он развернул их, губы тронула хищная ухмылка.
«ПМ», доставшийся ему случайно перед последней отсидкой, был в полном порядке.
Хлест проверил обойму. Все в ажуре. Вытерев оружие, положил его в карман и выбрался из погреба.
Женька долго не могла уснуть, ворочаясь в постели. Потом ее стала одолевать дремота, и она забылась тревожным сном.
Снился ей высокий мужик с длинными белыми волосами. За его спиной пряталась Люська и, глумливо ухмыляясь, грозила девушке пальцем:
– Мы знаем, кто ты такая… – донесся до нее оглушительно громкий голос.
– Я тоже знаю, кто ты такой! – кричала в ответ Женька, но крик у нее получался тихий, еле слышный.
– Не знаешь, не знаешь, – кривляясь, дразнила девушку хозяйка кафешки.
– Бомж знает! – хотела крикнуть Женька, но не смогла.
– Он уже ничего не скажет, – прошептал женский голос с другой стороны, и, обернувшись, Женька увидела картинку, которая была приклеена на стене в комнате Андрея Павлова, того парня, которого накануне она встретила на речке вместе с братом.
Только теперь и женщина, и охаживающий ее рогатый монстр, были живые. Женщина смотрела на нее масляными глазами, облизывая пухлые губы, и повторяла:
– Он… ох, уже ничего не скажет…
Женька хотела возразить, но слова вязли в горле. Наконец она нашла в себе силы и выкрикнула:
– Петька Хлест скажет! Он знает, кому бомж рассказал эту историю!
Неожиданно все завертелось перед глазами и исчезло. Женька проснулась и, тяжело дыша, села в постели.
В дверь стучали. Стряхнув с себя остатки ночного кошмара, Женька встала и, накинув халат, вышла из комнаты.
Мать с припухшими от бессонницы и пролитых слез глазами встретила девушку на пороге.
– Жень, молодой милиционер был. Просил тебя, как проснешься, прийти.
Девушка хмуро кивнула и отправилась в ванную. Когда она вышла, мать уже ждала ее на кухне, возясь с завтраком.
Женька наскоро перекусила и побежала к знакомому красному зданию. Каково же было ее удивление, когда вместо двух-трех машин, обычно припаркованных около уголовки, она увидела целую кавалькаду, а войдя в здание, наткнулась на Гринева, который пулей вылетел из комнаты и куда-то побежал, но, заметив Женьку, остановился как вкопанный.