— Ну? Говори, не тяни кота за хвост.

— Понадобился он, когда дело дошло до суда, Саша. За неделю до суда воспылала Настя любовью снова.

Зверев, меланхолично крутивший в руке стопку водки, вдруг вскинул на Обнорского глаза. Темные, наполненные тоской.

— Выстрел? Выстрел в окно судьи?

— Выстрел, Саша. Ей понадобился стрелок-отморозок.

Зверев выругался. Галкин выругался. Лысый мрачно улыбнулся.

— Ай, Настя, — покачал головой Зверев. — Но зачем? Зачем ей это?!

— Об этом нужно спросить у нее, Саша. Сашка промолчал, за него ответил Виталий.

— Спросим, — сказал он просто. — За все спросим.

— Это ваше дело, ребята, — быстро отозвался Обнорский. — Я в этом не участвую. Мне, собственно, хотелось разобраться с ситуацией вокруг выстрела.

— Ну и что — разобрался? — спросил Зверев неприязненно.

Галкин не обратил на его тон внимания — он был уже изрядно нетрезв. А Обнорский заметил. Он понимал, что Зверев услышал сегодня немало неприятных вещей, но все-таки тон, которым был поставлен вопрос, показался ему неуместным. Андрей собрался ответить резко, но натолкнулся на тоскливый Сашкин взгляд… и взял себя в руки.

— Да, Саша, практически разобрался. Строго говоря, не я, а Семен Борисыч… Стрелял юрист. А оружие, знаешь, кто ему передал?

Зверев пожал плечами. Галкин пьяновато хохотнул и сказал:

— То-то, что не знаешь. А я вот знаю! Витька передал.

— Какой Витька?

— Витька Чайковский… к-козлина. Ты его знаешь, Саня?

— Нет. Не встречался никогда.

— А я его, козла, знаю оч-ч хорошо. Я его еще прищучу.

Обнорский усмехнулся и сказал торжественно:

— И это еще не все, Саша… Самое удивительное, что юрист не выбросил тот обрез! Цел обрезишко-то, лежит себе у Костика дома под диваном. И один патрон с самодельной картечью цел.

— Он что — идиот? — спросил Зверев вяло. Думал он о другом.

— Нет, алкоголик. Но и это еще не все, Саша. У него сохранилась даже записка, в которой рукой товарища Чайковского написан адрес и домашний телефон судьи. Так что теперь Чайковский у нас в руках. А ты говоришь: что нового вы узнали?

— Поздравляю, инвестигейтор. Хорошо сработано.

По комнате плыл плотный слой сизого дыма.

Солнце садилось. Малевич лежал на широком «сексодроме» в спальне Насти, курил, ждал, когда она вернется из ванной. В приоткрытую дверь доносились шум льющейся воды и Настин голос. Что-то она напевала мажорное… Сука!

Вице-губернатор вдавил сигарету в пепельницу, встал и подошел к окну. Внизу расстилалось море цинковых крыш с бесчисленными печными трубами, блестела вода Фонтанки. Пейзаж петербургский, фантастически красивый… Ничего этого вице-губернатор не замечал. Он смотрел туда, где вдали, почти неразличимые в солнечном мареве, торчали портовые краны… Чтоб сто лет их не видеть! И ничего не слышать про этот чертов порт!

С портом ничего не получалось. Обещание, данное Николаю Ивановичу Наумову, реализовать никак не удавалось. Прошел ровно год с момента губернаторских выборов, и сегодня Наумов снова напомнил о себе. И снова через Настю.

Малевич отвернулся от окна, посмотрел на смятую постель. Пятнадцать минут назад они с Настей занимались любовью на этих черных шелковых простынях. Всего пятнадцать минут назад…

— У-ух, — довольно сказала Настя, — обязательную программу отработали. На вольные выступления хватит сил?

— Посмотрим, — ответил он.

— О, какой ты нынче строгий, вице-губернатор, — сказала она. — Ладно, схожу в ванную.

Настя встала, взяла со стула халат, двинулась к двери.

— Настя, — окликнул он.

— Что, мой вице-губернатор? — обернулась она в двери.

— Настя, какие у тебя отношения с Наумовым?

— Это что, — спросила она с улыбкой, — ревность?

— Нет. Просто спросил.

— Да никаких… Когда-то, когда я только начинала в бизнесе, он меня поддержал. А что?

Малевич сел, закурил. Настя стояла в дверях. Обнаженная, загорелая, с халатом в руке, она выглядела очень эффектно.

— Да нет, ничего… Когда-то он тебя поддержал… А сейчас какие у вас отношения?

— Приятельские. Не более того. Обедаем иногда вместе.

— Настя, ты можешь на него повлиять?

— А что такое?

— Есть одна проблема довольно деликатного свойства.

— Любопытно, — сказала она, накинула халат и присела на подлокотник кресла.

— Я, понимаешь ли, в силу ряда обстоятельств оказался как бы должником Николая Ивановича, — произнес вице-губернатор неуверенно, не глядя на Настю. — Я взял на себя некие обязательства.

— А теперь не можешь их выполнить, — сказала Настя.

— Да… тут довольно сложный узел завязался.