Шрифт:
— Вам нет нужды оправдываться, Мария Антоновна, — ответил Обнорский. — Понимаю, как вам тяжело сейчас.
— Нет, Андрей, вы не понимаете… На самом деле вы ничего не понимаете. Мне страшно, Андрей. Мне очень страшно. Я не знаю, кто и за что убил Мишу. Я боюсь… Я за сына боюсь. И за себя тоже. Все глупо вышло… Глупо, глупо. Я до сих пор помню, как пули дырявили машину! Я этого никогда, наверно, не смогу забыть, Андрей. И каждую минуту я думаю: а если бы в машине сидел Левушка? А если бы его? Вы понимаете?
— Да, — сказал Обнорский. Он представил себе, что на заднем сиденье, рядом с Машей, сидит десятилетний мальчуган. И ему тоже стало страшно… И противно… Навряд ли, подумал Обнорский, ребенок стал бы препятствием для стрелка. Киллер, стрелявший в «вольво» вице-губернатора — не Иван Каляев… [13] .
— У вас есть сигареты? — спросила Малевич.
— Да, конечно. — Обнорский вытащил пачку и зажигалку. Маша закурила, посмотрела Андрею в глаза:
— Вы поможете мне?
13
Иван Платонович Каляев отказался от покушения на великого князя Сергея Александровича 2 февраля 1905 года, так как в карете князя находились дети.
— Каким образом, Мария Антоновна, я могу вам помочь?
— Вы ведь начали собственное расследование… Если вам что-нибудь удастся узнать… я не очень-то в это верю… Но если удастся, вы сообщите мне? Понимаете, Андрей, самое страшное — неизвестность. Если бы я хоть что-то знала о мотивах этого убийства! Но я не знаю ничего… Мне страшно. Если вы сумеете…
— Я обязательно поставлю вас в известность, — сказал Обнорский твердо. На самом деле он так не думал, но видел страх и растерянность женщины, хотел хоть как-то ее успокоить. — Я поставлю вас в известность, если что-то смогу раскопать, Мария Антоновна. Я не думаю, что вы или ваш сын подвергаетесь сейчас какой-либо опасности.
— Правда? — спросила она по-детски доверчиво.
— Я в этом убежден, — ответил Обнорский.
Она ушла. Она ушла по гранитным плитам набережной Фонтанки. Только сейчас, глядя ей вслед, Андрей увидел, что на ногах у Маши домашние тапочки.
Ажиотаж вокруг убийства Малевича был огромный. Такого, пожалуй, не было со времени убийства Листьева. Газеты кишели материалами на эту тему… Как правило, совершенно никчемными. Зверев к расследованию вдруг, неожиданно для Обнорского, охладел. На вопрос Андрея: как «шестерочный» след? — ответил, что след оборвался и вообще он, Зверев, не хочет заниматься херней.
— Это почему же херней? — удивился Андрей.
— Во-первых, потому, что такого рода дела раскрываются довольно редко… Исполнители либо уже мертвы, либо оттягиваются в какой-нибудь Голландии с чемоданом бабок. А без исполнителей на заказчика не выйдешь. А во-вторых, потому, Андрюха, что не пойму, почему это убийство вице-губернатора должно шокировать меня больше, чем убийство водителя такси… Вот не понимаю я этого. Дурак я!
Зверев встал со стула, развел руками и вышел из кабинета Обнорского. Только что дверью не хлопнул. Повзло покачал задумчиво ногой и сказал:
— Водителей такси немножко больше, чем вице-губернаторов.
Обнорский устало спросил:
— А что у тебя, Коля? Есть что-то интересное или тоже голяк?
— Вроде наклевывается один вариант интересный… Есть один мужик-политолог. Думаю, что там может быть результат. Ничего, конечно, гарантировать не могу, но…
Интуиции Повзло Обнорский доверял. Тем более что интуиция Коли была подкреплена знанием политического закулисья и подводила его редко.
— А поконкретней? — спросил Андрей. — Что там такое?
— Не знаю пока, но есть некоторые признаки, что там может быть результат, — ответил Повзло. — Выдели сто баксов.
— Зачем? — сразу ощетинился Андрей. Денег просили все и все при этом говорили, что возможен результат.
— Надо мне с ним попить водки в интересах дела.
— Разорите вы меня, к черту, — пробурчал Обнорский, но полез в бумажник.
В отдельном карманчике бумажника лежали три «стохи» — резерв на непредвиденные обстоятельства. Андрей вытащил деньги, с грустью подумал, что «непредвиденные обстоятельства» в расследовательском деле встречаются почему-то чаще «предвиденных». И все почему-то — негативные.
— Не жмись, Андрюха, — подбодрил Коля, — мужик перспективный… я жопой чую.
— Ну-ну… Посмотрим, что за перспектива, — скептически пробормотал Андрей. Интуиции Коли он, вообще-то, доверял… Нехотя он отделил одну бумажку, но отдать Коле не успел — позвали Колю к телефону срочно. Андрей положил купюру на стол, продолжая ворчать: — Жопой он, понимаешь, чует… Дорого мне ваши жопы обходятся! Если бы у меня был «кирпич» баксов… с бандеролями… с печатями… с подписями… с номерами. Но у меня нет этого «кирпича»! Хоть разбейся — нет! Ни бандеролей, ни подписей… один номер… вот — c24131829L… И больше — ни хрена.