Но после пресечения Свыше жизни Александра III Николай II отказался, прежде всего, от выработанного при Александре III предельно надежного внешнеполитического курса страны [133], в результате чего Россия к концу первого десятилетия царствования Николая II оказалась втянутой в русско-японскую, а спустя еще десять лет в первую мировую войну ХХ века. При такого рода ненадежности внешней политики, порождавшей разнородные обстоятельства, неподконтрольные России, о внутренних реформах можно было только мечтать, будучи заложником тех, кто управляет неподконтрольными обстоятельствами. И последнее является характеристикой всего последнего царствования за исключением периода, когда премьер-министром был П.А.Столыпин, непреклонно следовавший принципу поддержания мира, ради проведения и достижения успехов во внутренних реформах, поскольку революция могла прийти в Россию только вместе с войной.

После этих общих оценок, покажем их обоснованность, вскрыв различие внешней политики России времен Александра III и времен Николая II.

Внешняя политика Александра III лежала в русле уже упоминавшегося стихотворения Ф.И.Тютчева “Русская география” и предполагала сухопутную экспансию капитала империи в направлении Индийского океана вдоль обоих берегов Каспийского моря, а также и в направлении Тибета [134]. В те годы это были зоны колониальных интересов Великобритании, и потому, в целях обеспечения сдержанности британских лордов, главные силы русского океанского флота предполагалось создать и держать впредь в районе нынешнего Мурманска, что гарантировало беспрепятственное их развертывание на морских путях Великобритании во всей исторической перспективе еще только предстоявшего ХХ века [135]. Кроме того Кольский залив должен был стать на обозримую перспективу главными морскими воротами российской внешней торговли, обеспечив её независимость от инспирируемых из европейских столиц капризов Турции в отношении прохождения русских не только боевых кораблей, но и торговых судов через проливы.

Правильность принятого Александром III этого стратегического решения подтверждает следующий факт. При начале второй мировой войны ХХ века германский пассажирский лайнер “Бремен”, в прошлом обладатель «Голубой ленты Атлантики», ни кем не замеченный пришел в Мурманск из Нью-Йорка, в то время как английский флот, зная о его выходе, имея береговую и палубную авиацию, подводные лодки, радиосвязь, зачатки радиолокации, пытался его перехватить.

До появления радио, радиолокации и авиации (особенно палубной) развертывание сил флота из района Мурманска можно было осуществить еще более беспрепятственно, особенно в период полярных ночей. По существу Александр III своим решением о базировании главных сил имперского флота на район нынешнего Мурманска ставил “владычицу морей” перед мужиком с занесенной косой: что-то не так - свист косы: сапоги стоят сами по себе, “джентльмен” в изумлении на непродолжительное время зависает в воздухе сам по себе, а потом падает. Тем самым сценарий, аналогичный “крымской” войне, автоматически исключался [136], а в мирное время вся Британская империя работала бы на то, чтобы её эскадры, сменяя друг друга, коптили небо над Баренцевым морем и штормовали бы там зимой в полярной ночи, пока русский флот занимается боевой подготовкой и обустраивается с возможным комфортом на Кольском побережье, куда предполагалось проложить сразу же железную дорогу-двухпутку. Свертывание сил имперского флота на Балтике и в Черном море не предполагалось, что гарантировало политическое здравомыслие в Берлине и в Стамбуле; а предполагавшееся развитие района Владивостока (строительство Транссиба было начато в 1891 г. еще до начала Кольского проекта), гарантировало здравомыслие в Токио. “Пульт управления” общеевропейской политикой по мере выполнения этой программы автоматически перемещался бы в Гатчину - любимую резиденцию Александра III.

Если бы к этому добавить проведение в жизнь указа, по смыслу противоположного указу «о кухаркиных детях», например в форме указа о создании «общероссийской системы императорских училищ имени Ломоносова, Суворова и Нахимова» (что отчасти сделал И.В.Сталин спустя полвека), куда принимались бы за счет казны дети “простолюдинов”, где уровень подготовки гарантировал бы поступление царевых питомцев в лучшие университеты и вузы России и зарубежья, то описанное, будучи подкрепленным общенародным кадровым корпусом профессионалов разного рода, могло бы стать политической реальностью, определяющей историю ХХ - ХХI веков.

Николай II еще в первый год своего царствования молча отказался от эксплуатации в интересах мирного развития России унаследованного от отца внешнеполитического курса и предоставляемых им по существу автоматических гарантий безопасности внутренних реформ, и сухопутная экспансия имперского капитала обрела иное направление: Монголия, Китай, Корея. В результате политические интересы Японии, рассматривавшей эти же регионы как исключительную зону своих колониальных устремлений, вошли в непримиримое противоречие с политическим курсом России, хотя до этого времени отношения России и Японии были добрососедскими [137]. Финансовые резервы, предназначенные Александром III для Кольского проекта, при Николае II были растрачены в строительстве на Балтике Либавской базы (ныне Лиепая на территории Латвии, союзной антирусскому блоку НАТО), доказавшей свою никчемность и в русско-японскую, и в первую мировую, и в Великую Отечественную войну, вместо того, чтобы быть вложенными в развитие Владивостока, коли уж решили изменить политический курс так, что ущемили Японию в её колониальных притязаниях.

Вследствие этого изменения внешнеполитического курса Россией Великобритания и Япония стали союзниками. Японии - под будущую её войну с Россией - были предоставлены кредиты, которыми та расплатилась с тою же Великобританией, США и Италией за строительство кораблей своего флота. При этом Великобритания, имея флот, превосходящий по тоннажу в совокупности флоты двух следующих за нею морских держав [138], не забывала строить новые корабли и для себя. Российские же кораблестроительные программы должны были завершиться на год позже японских, и - вследствие управления политическими процессами на Дальнем востоке из-за рубежа - они не гарантировали для России мирной жизни.

Об этом отставании в Петербурге знали, но не придавали этому факту должного военно-политического значения. Более того уже в наши дни, в печати проскальзывали сообщения, что отечественные кораблестроительные программы были приторможены С.Ю.Витте, который, будучи главой правительства, отказал в дополнительном экстренном финансировании (и “самодержец” с этим согласился), когда выяснилось, что Россия на год отстает от потенциального противника со строительством флота для Тихого океана.

В этот период нагнетания потенциала грядущей катастрофы России супругой её государя была неоспоримо библейски-православная внучка королевы Великобритании Виктории [139], а англофильское крыло “русской элиты” (на которое обратил внимание еще А.С.Пушкин в “Барышне-крестьянке”) обрело в России разностороннюю власть. Власть англофилов и привела исторически сложившуюся государственность России к краху в двух последовательных войнах за интересы закулисных хозяев Британской империи.

В российской имперской “элите” были всякие течения: германофильские, англофильские, франкофильские, не было и не могло быть только общерусского, поскольку общерусскость исключает разделение русских на “элиту” и “рабочее быдло” не только в преемственности поколений, но и в каждом поколении. Александр III пытался вырастить русофильское политическое крыло как часть “элиты” (“расы господ”), но ему это не было позволено Свыше, а общерусскому росту он препятствовал свое политикой в области общенародного и “элитарного” образования.