Желание проверить входящие и исходящие звонки подружки в сложившейся ситуации нельзя было считать неприличным и бестактным, с этим даже моралистка Нюня согласилась без оговорок. Я безжалостно выпотрошила сумчатого поросенка, раскопала в куче мелкого дамского барахла сотовый телефон и с огорчением обнаружила, что аппарат разряжен насмерть. К счастью, эту беду при наличии зарядного устройства поправить было легко. Я состыковала мертвый мобильник с электрической кормушкой и с нетерпением стала ждать его воскрешения.

И едва не упустила эсэсовца!

– Дум! – донеслось из коридора. – Дум, дум!

Содрогания соседской двери отдавались в стену.

У меня задрожало зеркало в прихожей, а вешалка затрясла рогами, как сердитый олень.

– О, майн гот, только не сейчас! – взмолился мужской голос.

Мимо моей двери торопливо протопали подкованные сапоги.

– Не упусти его! – пришпорила меня Тяпа.

Я с сожалением посмотрела на Райкин обморочный мобильник и отказалась от мысли бросить его в свою сумочку.

– Живее, живее! – торопили меня Тяпа и Нюня.

Я вбила ноги в кроссовки, машинально посмотрелась в зеркало, увидела там нечто красно-бело-синее, как государственный флаг, и с трудом удержалась от салюта.

– Со-юз не-руши-мый! – басовито напела Нюня подходящую патриотическую строчку.

– Раисы и Тани! – Тяпа живенько обновила текст незабываемого гимна.

И со словами:

– Сплотила навеки великая Русь! – я вышла из номера, захлопнула дверь и заторопилась вслед за мужской фигурой в форме немецко-фашистского захватчика.

Эсэсовец сел в такси, и я сделала то же самое, предупредив водителя, чтобы он держался на некотором расстоянии от преследуемой машины, но ни в коем случае не упустил ее. Судя по выражению лица таксиста, он не прочь был разузнать о моих планах побольше, но я не собиралась трепаться, поэтому пресекла неуместное любопытство небольшим, но эффектным представлением. Сначала я поднесла к губам запястье и, сосредоточенно глядя на капот предыдущего такси, с напором проговорила в циферблат наручных часов:

– Первый, Первый, я – Второй! Вижу цель!

Потом приложила часики к уху, послушала бодрое тиканье, кивнула, произнесла в циферблат:

– Вас поняла. Свидетелей убирать? – и вновь прилепила часы к уху, косясь на водителя.

Он тут же сделал мину, которой было самое место на картинке в сборнике русских пословиц рядом с выражением «Моя хата с краю, ничего не знаю!». Последующие двадцать минут нашей поездки в салоне автомобиля царило молчание – нерушимое, как союз свободных республик.

За это время мы выехали за город. Справа по борту виднелось море, до половины загороженное сплошной разновысокой стеной объектов курортно-туристического назначения. Слева потянулся неухоженный субтропический лес. Эсэсовец остановил машину напротив вывески мини-гостиницы с заманчивым названием «Мечта», но в калитку с зазывной табличкой «Есть свободные места с элементами комфорта!» не вошел, а пересек шоссе и двинулся в лес. Я расплатилась со своим приятно неразговорчивым водителем и тоже вышла из машины, напоследок подбодрив таксиста словами:

– Родина вас не забудет!

Судя по скорости, с какой покинутый мною автомобиль совершил разворот прямо посреди трассы и умчался назад в город, водитель предпочел бы не вечную память, а полное забвение своего маленького подвига во имя нашей с ним общей родины.

Тем временем иноземный враг, безжалостно попирая сапогами сухие рыжие заросли прошлогодних сорняков, внедрился в лес. Разумеется, я пошла за ним, неукоснительно соблюдая приемы конспирации и маскировки на местности, известные по детективным книжкам и шпионским фильмам. Объект ничего не заподозрил и ни разу не оглянулся. Этот успех дался мне с немалым количеством свежих царапин, которые обогатили и без того яркую расцветку моих рук и ног причудливыми алыми линиями. Еще я рассадила щеку о шершавую кору пицундской сосны, к стволу которой в конспиративном порыве прильнула слишком страстно.

Следуя тернистым путем сквозь ежевику и спотыкаясь о коварно затаившиеся в прелой листве коряги, я прошла через лес и оказалась на краю большущей поляны. Ее центральная часть была вспучена курганом, на вершине которого виднелись какие-то сооружения, в архитектурном смысле совершенно бездарные. А прямо передо мной протянулся довольно глубокий окоп, и эсэсовец уже бежал по нему, пригибаясь и придерживая на голове фуражку.

Я проследила за извилистой линией окопа и увидела, что ведет он в подобие шалаша из перепутанных веток, густо присыпанных землей и бурой листвой.