Здесь ему были рады. Нет, опять не так: его долго терпеливо ждали и дождались.

Так и нужно, уверенно подумал Пит. Все правильно, так и должно быть. Он знал, что с ним случилось. Теперь он знал всё.

Чудо все-таки произошло: семь секунд, вперед захваченных машинкой Сэма, которая превратила их в семь долгих дней, уберегли Пита от мгновенной гибели в большой компании со всем земным человечеством. Более того, эти же семь секунд-дней спасли Пита от безрадостной участи тех бедняг, которые когда-то спрятались в кейсах и утонули в пучине безвременья. Он ушел с обреченной Земли в иной мир и остался цел и невредим.

Более чем цел!

Джонни. Мы сложились, как две половинки, с признательностью подумал Пит.

Джонни тоже был – но кем или чем? Пит не знал нужных слов, да он и не искал их. Он просто безошибочно чувствовал, что привнесенный им в это «где-то» разум гармонично дополнил собой нечто еще аморфное, но полное неиссякаемой энергии и готовое радостно подчиняться его активной воле, претворяясь из «ничто» в «нечто». Когда Пит слился с Джонни, его дерзкое созидательное «хочу» соединилось с беспредельным нечеловеческим «могу».

Питер Корвуд больше не был подвержен слабостям и сомнениям, не был смертен и ограничен в возможностях. Полновластный и всемогущий, владыка и повелитель, Он больше не был всего лишь человеческим существом, не был уже Питом, но, навсегда переставая быть homo, он – более чем когда-либо sapiens! – по привычке облек мысли в слова людей.

Семь дней творенья, вспомнил Он.

И еще:

Совсем не обязательно родиться богом. При этом где-то на периферии его сознания одно за другим промелькнули воспоминания детства: книжка старых, как мир, греческих мифов и забавная деревянная игрушка, округлая и полая внутри яркая куколка, распадающаяся на две половинки, чтобы открыть прячущуюся внутри другую – такую же или даже более прекрасную…

И наконец он вспомнил и сказал главное:

– Да будет Свет!

И стал Свет.

Ослепительная вспышка в левом верхнем углу смыла с экрана половину звезд. Потом приятная глазу тьма вернулась, и нормальная картина звездного неба восстановилась – за одним небольшим, но весьма существенным исключением.

– Что это было? – моргнув, удивленно спросил старший пилот.

– Земля, – безмятежно отозвался Тревор. – Была Земля – и нет Земли.

– Мир ее праху, – пробормотал Берт.

Тревор поднял бровь и с кривой усмешкой взглянул на подчиненного. Он не предполагал, что Берт в принципе способен к проявлению эрудиции и иронии.

Вытянутая физиономия помощника сделалась еще тоскливее, чем обычно. Он не острил, он печалился.

– Что значит – нет Земли? – хмурясь, спросил старший пилот.

– Бог дал, Бог взял, – заунывно пробубнил Берт.

– Хватит! – Тревор стукнул кулаком по подлокотнику и встал с кресла. – Закрыли тему! Забыли про Землю! Полет нормальный. Идем прежним курсом.

Никто не спросил – куда идти, но растревоженный Тревор как будто услышал не высказанный вопрос и даже снизошел до объяснения:

– Нас ждет прекрасный новый Лиан. Он с избытком заменит нам Землю.

Пилот неприязненно промолчал, а зануда Берт уныло буркнул:

– Бог в помощь!

И Тревору отчего-то страшно захотелось кинуть в него чем-нибудь тяжелым.

Шестиногая корова стукнула копытом о камень, и одновременно с этим звуком послышался тяжелый вздох.

– Ну-ну, милая, не грусти, мы скоро будем дома, – нарочито бодро сказала животному Мариза.

У коровы было много ног и мало мозгов. Она умудрилась потеряться в трех шагах от дома, и Мариза битый час искала ее в подлеске.

– Теперь все будет хорошо, – сказала она, обласкав взглядом черную тушу неладно скроенного, но крепко сшитого, надежного и очень уютного дома.

Сваи, подпирающие нижний этаж, делали его похожим на большущую многоногую корову. Над горбатой «спиной» сияли звезды. Те, что покрупнее, были похожи на новогодние огни, а мелкие напоминали проколы в темном бархате.

Любуясь звездным небом, Мариза не заметила, как затянулся траурной чернотой один такой крошечный «прокол» на краю огромного неба. Исчезновение одной далекой звездочки не могло изменить общую картину для наблюдателя в отдаленной галактике. На взгляд Маризы, ничего не изменилось.