Орлову предписывалось: устроиться на жилье, где он пожелает (как известно, он поселился на Украине); ударно трудиться; после окончания войны явиться в военкомат, где рассказать о пленении вследствие тяжелого ранения. Пройдя проверку, требовалось продолжать честно и усердно работать. На начало ведения разведки и ее характер должна была поступить соответствующая команда…

В «яблочко»

Наступление на Рославль продолжалось. Побег старшего лейтенанта Сергея Орлова к немцам камнем лежал на душе – я все время ждал вызова в «Смерш». Однако контрразведчики продолжали разбираться с экипажем, а до меня очередь пока не дошла. А может, непрерывные бои не позволяли вызвать командира роты?..

22 сентября. Медленно продвигаемся, ведя бои за каждую деревню. И вот, выбив противника из очередного опорного пункта, моя танковая рота преследует вражескую пехоту, откатывающуюся на север по проселочной дороге через небольшое картофельное поле. Гусеницы «Матильд» с трудом проворачиваются, и мы движемся со скоростью пешеходов – надо уже останавливаться и очищать ходовую часть от грязи. Ко всему прочему то ли по чьему-то злому умыслу, то ли по недосмотру снабженцев к 40-мм пушкам «Матильд» подвезли только бронебойные снаряды – «болванки». Осколочных снарядов в боекомплекте не оказалось. То есть танк мог успешно вести борьбу с бронированными целями и с пехотой пулеметом на действительную дальность его стрельбы. Однако расстояние между «Матильдами» и неприятелем возросло до 800–900 метров, что делало его огонь малоэффективным.

Колонна танков «Матильда» и «Валентайн» 192 тбр выдвигается для атаки. 61-я армия, Западный фронт, август 1942 г.

Группа из десятка гитлеровцев вышагивала по полю левее дороги. Видя, что мы не стреляем, два верзилы из этой группы остановились и, спустив штаны, начали показывать нам свои задницы. Дескать – на, выкуси! Немец – в коломенскую версту ростом – даже ухитрялся, наклонившись, просовывать голову между расставленных ног и довольно, с захлебом, ржать…

На Украине, откуда я родом, такой «показ» является оскорблением самой высокой степени. Может, они просто обнаглели и уверовали в свою безнаказанность, а может, от Орлова знали, что я украинец, и решили «достать» до печенок? Не знаю…

Мой командир орудия сержант Юрий Слобода неоднократно просил меня:

– Ротный, разреши, я им засажу! Я его успокаивал:

– Не будешь же ты по каждой жопе бить бронебойным, да и осталось их 15–17 штук. А когда подвезут пополнение боеприпасов – неизвестно. Наберись терпения…

Ободренные безнаказанностью, «артисты» вошли в раж. Какие только «коленца» они не выдавали! И задом, и передом… Терпение мое наконец лопнуло:

– Юра, бей!

При очередном «спектакле» немцев, в котором участвовали уже трое «артистов», Слобода скомандовал механику-водителю:

– Короткая!

На секунды «Матильда» застыла на месте. Юрий схватил в перекрестие прицела самого высокого фашиста с достаточно объемной «хлебницей». Бронебойный снаряд попал точно в «яблочко», разорвав «актера» в клочья. Бесформенные куски его тела разлетелись в разные стороны. Оставшиеся в живых фрицы кинулись врассыпную… Как они смогли, улепетывая, подобрать штаны? Удивительно!

…Гнали мы неприятеля до наступления темноты. Бежал он прытко и больше «показов» не устраивал.

На следующий день, когда до Рославля оставалось рукой подать, сопротивление противника резко возросло. Видать, успел подтянуть резервы… В полдень мой танк был подбит, а я – тяжело ранен и отправлен в госпиталь, откуда вернулся в свою бригаду только через три месяца.

Находясь на излечении, нередко думал: «Слава богу, ранили! А то не избежать бы мне неприятного разговора, а возможно, и наказания за ЧП в роте – побег Орлова. А так командование корпуса за бои на Смоленщине наградило меня орденом Отечественной войны 2-й степени». Трудной была моя первая боевая награда!

Дорогие боевые ордена

Коль уж речь зашла о наградах, расскажу, как награждали в нашей бригаде. Порядок представления отличившегося в бою к награждению был следующий: в штабе батальона составлялся наградной материал, в котором кратко описывался подвиг представляемого к награде, что он конкретно совершил (сколько врагов уничтожил, какое количество огневых средств противника подавил и т. д. Надо сказать, что цифры немецких потерь, кроме количества подбитых танков, частенько брались, что называется, «с потолка») и награждения каким орденом достоин. К примеру, меня представили к награждению орденом Отечественной войны 2-й степени, право на награждение которым имел командир корпуса. Подписанный комбатом наградной лист поступал к командиру бригады, который писал заключение: «Достоин награждения орденом Отечественной войны 2-й степени», подписывал и ставил печать части. Далее материал направлялся в штаб корпуса, где готовили приказ по корпусу о награждении отличившихся танкистов, артиллеристов, пехотинцев в недавних боях. Надо сказать, что эта процедура проходила очень быстро – война есть война. Сегодня фронтовик жив, а завтра он может быть в госпитале или в земле сырой. Было немало примеров, когда тот или иной командир (командующий) сразу награждал особо отличившихся воинов, прямо на поле боя, а соответствующие документы оформлялись позже. У нас – в танковых войсках – известие о таком срочном награждении военачальник передавал посредством радиосвязи, так что все подчиненные узнавали об этом сразу. После подписания приказа о награждении командиром корпуса готовились выписки из него, для каждой части подбирались соответствующие награды и передавались в подчиненные штабы…

Орден награжденному вручался в торжественной обстановке: в перерыве между боями, на отдыхе части или в районе сосредоточения. Одним словом, там, где была возможность выкроить час-два. Раненым – в лечебных учреждениях.

И, конечно, награда «обмывалась». К положенным «наркомовским» ста граммам командир батальона обязательно добавлял из своего резерва. У нас в батальоне существовал неписаный ритуал «обмывания»: командир батальона опускал орден в стакан, наливал водки. Награжденный выпивал содержимое стакана и забирал свою награду. Только после этого «освящения» он имел полное право прикреплять ее на гимнастерку.

Нелегкие испытания

Осенью 1943 года после тяжелых летних боев части нашего 5-го механизированного корпуса находились на переформировании в лесах севернее и западнее города Наро-Фоминска. К этому времени вместо английских «Матильд» на вооружение корпуса были поставлены американские танки М4А2 «Шерман». Семь часов в сутки на отдых, остальное время было занято изучением техники, стрельбами на полигоне, тактическими учениями в поле. Для ускорения освоения техники в нашей 233-й бригаде было разрешено в каждом танковом батальоне силами экипажей почти полностью разбирать один «Шерман». Изучалось устройство и действие того или иного прибора, агрегата, пушечно-пулеметного вооружения. Имелась полная возможность, как говорится, руками пощупать «живой» механизм. На такую учебу затрачивалось 10 дней, после чего теми же силами танк собирался. Заместитель командира батальона по технической части вместе с механиком-регулировщиком проверяли на ходу его исправность, оружейники – действия пушки и пулеметов. Приходила новая группа обучаемых и по такой же методике штудировала «американца». Только в начале октября, когда централизованно были выпущены подробные плакаты по устройству и работе всех агрегатов и вооружения «Шермана», издан хороший учебник, от этого метода обучения отказались…