— Мой юный друг, я ничего не имею против ваших идей… Каждый думает, как ему угодно. Я, признаться, давно уже не вмешиваюсь в политику. В былое время я принимал участие в политической жизни и здесь, и за границей. Здесь — когда в Баие губернаторствовал блаженной памяти Жозе Марселино, другом которого я имел честь быть. В Португалии — в связи с убийством короля дона Карлоса, когда, возмущенный этим преступлением, я отдал себя в распоряжение королевского двора. Но потом я уже никогда больше не занимался политикой, не хотел даже ничего знать о ней. Вы по-своему правы, и я не собираюсь спорить с вами…

— Это правительство ведет страну к пропасти…

— Не спорю… Может быть… Однако не обижайтесь, если я вам скажу, что, по-моему, офицеру не полагается сеять смуту среди пассажиров. Я не упрекаю вас, я далек от этой мысли. Но смотрите — сенатор пожаловался мне. Он даже хочет писать в компанию… По-моему, вам, мой юный друг, лучше избегать подобных разговоров.

— Этот сенатор хуже всех. Я знаю за ним множество поистине скандальных дел. Одной истории в порту Натал довольно, чтобы засадить его в тюрьму на всю жизнь. А девица, которую он устроил на работу в сенат? Марио Родригес даже написал статью об этом года два назад. Вы не читали?.

— Он пассажир, находящийся на нашем судне, мы должны считаться только с этим. Прошу вас не участвовать больше в подобных разговорах.

— Я бразильский гражданин и имею право говорить, о чем мне угодно и где мне угодно.

Васко Москозо де Араган взглянул на раскинувшееся впереди море, он твердо стоял на палубе своего корабля:

— А я капитан. И я вам приказываю. Спокойной ночи. — Второй помощник отошел пораженный. («Этот тип начал заноситься».) Помощник не знал, как поступить. Сначала он хотел было вернуться в салон, но гнев сенатора и угроза пожаловаться компании заставили его призадуматься. В конце концов помощник решил, что следует немного проветриться, и отправился на капитанский мостик.

Васко вернулся в салон, где Клотилде озабоченно искала его. Он подошел к ней.

— Подождите меня минутку, я сейчас вернусь…

Сенатора нигде не было видно, и капитан направился в игорный зал. Парламентарий сидел там, мрачно уткнувшись в журнал.

— Сенатор, приходите в салон составить нам компанию. Ваше отсутствие очень заметно.

— Я не расположен выслушивать оскорбления и угрозы. Я сенатор республики.

— Не беспокойтесь. Я уже принял необходимые меры.

— Тогда прекрасно. Вы меня не знаете, я очень вспыльчив. Если бы я стал слушать дальше варварские рассуждения этого юноши, то не смог бы сдержаться и дал бы ему по физиономии.

— Забудьте об этом. На судне, где я командую, экипаж хорошо вышколен. В Индии меня прозвали Железной Рукой…

Он танцевал с Клотилде до полуночи. Рассказал ей этот инцидент со всеми подробностями, потом — одно тянет за собой другое — о своем участии в борьбе монархистов против республиканцев в Португалии из благородного чувства признательности к королю дону Карлосу I. Он плавал из Португалии в Индию, и матросы прозвали его Золотым Сердцем и Железной Рукой, так как обычно он был мягок, как бриз, и держался с командой дружески, но в случае неповиновения бриз превращался в жестокий неумолимый ураган, вот почему ему дали такое прозвище.

В Натале капитан трепетно произнес первые слова о помолвке и свадьбе. Они шли вдвоем вдоль пляжа Черного Песка, и красота пейзажа, очарование города были столь велики, что они не могли не ощутить их и не прийти в восхищение. «Ита» задержалась в порту ненадолго и рано утром должна была выйти в Форталезу. Капитан и Клотилде спешили увидеть все. Клотилде всякий раз взвизгивала от восторга при виде изгибов пляжа, белых домиков, крепости Трех Волхвов и серебряной реки, сверкающей под лучами солнца.

— Вы столько всего видели, столько красивых мест, что, должно быть, уже устали и вас больше ничто не удивляет, не правда ли? — сказала Клотилде, когда они остановились полюбоваться кокосовыми пальмами на фоне песчаных дюн.

— Да, я повидал немало, весь свет. Но когда ты один, многого не замечаешь. Просто не хочется смотреть…

— Ах! — вздохнула Клотилде. — Это правда… Просто не хочется.

— Тяжко тому, кто одинок.

— Ах!

— Скажите мне, вы не думаете, что если бы когда-нибудь…

— Что?

— Если бы вы когда-нибудь встретили человека, умудренного жизнью и одинокого… С любящим сердцем… Вы не согласились бы связать с ним свою жизнь, иметь свой дом, быть счастливой?

— Я боюсь. Мне кажется, я никогда не буду счастливой…

Она наклонила голову и погрузилась в воспоминания. Капитан мучительно подыскивал слова. Ни разу в жизни он не просил руки ни одной женщины, его единственным опытом подобного рода был вальс, который он танцевал с Мадаленой Понтес Мендес, но тогда дело не дошло до предложения. Что ей сказать и как?