— Доктор Гросс, я чрезвычайно рад познакомиться! Господин Вейнтрауб, очевидно, передал вам мою просьбу относительно демонстрации вашего замечательного изобретения? Ну, прелестно! Я уже чувствую себя, как перед интересным спектаклем.

Вейнтрауб читает заготовленный текст, — смысл договора состоит в том, что управление приобретает не только уже сделанную машину, но и будущий передатчик энергии на десятикилометровое расстояние, если Гроссу удастся таковой построить. Гросс обязуется в возможно более короткий срок закончить свою работу на средства, ассигнуемые управлением по его требованиям, а затем, если испытания оправдают расчеты Гросса, он должен будет руководить организацией производства передатчиков и токоприемников для различных целей.

В общем этот договор почти никаких обязательств на Гросса пока не налагает, кроме одного — продолжать работу, которую он не бросил бы и сам, ведя ее даже только на свои скудные средства. Все это выглядит замечательно.

— Если вы не имеете возражений или дополнений к тексту, мы можем подписать договор, — говорит Риксгейм.

Гросс вспоминает. Черт возьми, он чуть было не забыл обещания, данного Мюленбергу!

— Нет, позвольте, я хотел бы несколько уточнить одно положение. Видите ли, дело в том, что… — Он теряется как это сказать, чтобы не натолкнуть их на мысль о «лучах смерти»? — дело в том, что… м-могут быть… разные применения этого аппарата…

Гросс поднял глаза и вздрогнул. Он перестал видеть все, кроме лица Риксгейма, которое, как шар, плавало прямо перед ним на темном фоне кабинетных обоев.

Но это было уже совсем другое лицо. Последние слова Гросса вдруг магически изменили его. Что-то в нем сдвинулось, смялось, как будто лопнула внутри какая-то пружина, напряжением каторгой держалось на нем выражение корректности и официального простодушия. Лицо отвратительно, понимающе улыбнулось Гросcу. Брови приподнялись, сошлись в ниточку, из углов глаз выбежали складки. За острыми, режущими зрачками вспыхнули игривые и зловещие отсветы.

Гросс с усилием перевел взгляд на Вейнтрауба.

То же самое… Это была улыбка, страшная улыбка предателя, решившего, что перед ним — сообщник, такой же предатель, перед которым уже не нужно маскироваться:

— Доктор Гросс, — мягко заклокотало из красного шара, — доктор Гросс… вы замечательный человек! Но вы слишком низкого мнения о нашей догадливости. Неужели вы… думаете, что мы не имеем в виду «разных»… именно «разных» применений?

Предупреждения Мюленберга вдруг с потрясающей ясностью всплыли в памяти Гросса. Он понял эти улыбки. Ледяная дрожь прошла по спине. Все погибло…

— Значит… — упавшим голосом начал он.

— Значит ничего уточнять не надо, — сладко перебил Риксгейм, все еще не замечая своей ошибки. — Вы можете быть совершенно спокойны. Мы прекрасно понимаем, как нужно применять ваше замечательное изобретение, которому предстоит, очевидно, сыграть историческую роль в судьбе Третьей империи. Надо полагать, что с того момента, когда первые «передатчики энергии без проводов» (подлая усмешка снова прошла по его лицу) появятся в германской армии…

Кровь хлынула в голову Гросса.

— Нет! — крикнул он, вскакивая и ударяя ладонью по столу. — Ничего подобного не произойдет! Я не согласен! Я не желаю принимать участия в вашей гнусной политике! Никаких договоров! Вот…

Он схватил договор, лежащий перед Риксгеймом, и изорвал его в клочья.

Маски моментально исчезли с лиц его собеседников. Они никак не ожидали такого оборота дела.

Риксгейм положил руку на эбонитовую дощечку, лежащую на столе и, как будто играя, нажимал одну из кнопок, покрывавших ее поверхность.

Гросс высоко поднял голову.

— Изобретения доктора Гросса не су-ще-ствует. Помните это!

Он повернулся и быстро вышел из кабинета. Длинный коридор показался ему бесконечным. В нем не было никого, занятия в управлении уже кончились. Вот наконец вестибюль. У самого выхода ему преградил дорогу какой-то молодой человек.

— Вам на улицу? — спросил он.

— Ну, конечно! — раздраженно ответил Гросс.

— Эта дверь уже заперта. Пройдите вот сюда, прошу вас. — Он открыл дверь направо.

Ничего не подозревая, Гросс ринулся туда.

Было без десяти пять, когда Мюленберг вошел в «локаль», где он условился встретиться с Гроссом.

У окна оказался свободный столик. Это удобно: отсюда он увидит Гросса раньше, чем тот войдет в зал.

Гросс любит точность. Что это за свойство? Очевидно, это своего рода спорт, и как таковой он требует наличия определенного комплекса черт: твердой воли, настойчивого внимания, способности измерять события временем, честности. Все это есть у Гросса. Если он сказал: «Ровно в пять», значит, он уж постарается явиться во время боя часов. Остается четыре минуты.