— Докладывайте, — говорит Граве.

Начинаю со всеми подробностями. Рассказываю, как вышел из межзвёздной кабины, увидел круг цвета запёкшейся крови…

Граве прерывает меня:

— Детали не требуются. Мы следили за вашими действиями. Следили? Так я и поверил, что все эти дни они смотрели на экран.

Впрочем, не моё дело поправлять экзаменаторов.

— Сформулируйте ваши выводы чётко, — требует Техник.

— Девиз астродипломата: пойми, помоги… потом проси, — выпаливаю я. — Что я понял, во-первых? Планету 2249 населяют сапиенсы с достаточно развитым мозгом. Они способны мыслить даже отвлечённо: о природе вещества, о происхождении мира. Правда, мыслят у них единицы. Подавляющее большинство порабощено, голодает, с трудом поддерживает свою жизнь, умственные силы рабов направлены только на самосохранение и пропитание. Они не имеют возможности, даже не склонны думать о ненужном.

Как я им помог? Показал, что пищу можно добывать повсеместно, облегчил труд, освободил время для размышлений и саморазвития. Думаю, что через несколько поколений наши космонавты найдут в Огнеупории зрелую цивилизацию, с которой возможно будет вести переговоры. Ждать долго не потребуется, поскольку темп жизни там в пятнадцать раз выше вашего.

Но пока вести переговоры не имело смысла. Современные огнеупорцы не мыслят в масштабе планеты, вообще не знают, что живут в космосе. Все выходящее за рамки обыденности они приписывают сверхъестественным существам. Либо они примут вас за богов и подчинятся, подавленные страхом, либо примут за лжебогов и попытаются побить камнями. Дайте им время для саморазвития.

— Это ваш окончательный вывод? — спрашивает Техник.

— Да, окончательный.

— Ну что ж, — говорит Техник. — Возможно, вы правы, а может, и не правы. Наука ничего не принимает на веру. Отправляйтесь туда ещё раз, убедитесь, что ваш вывод правилен, и вступайте в переговоры. Пожалуйста, в ту же зеленую кабину.

— Сейчас отправляться? — Я недоумеваю.

— Если вы очень устали, можно отложить на завтра, — вступает Граве. — Но у нас не принято прерывать экзамен. Вы же сами не хотели поблажек.

— Я сказал, что надо пропустить несколько поколений. Это примерно десять лет наших.

— Мы поняли. Идите.

Они поняли, но я не понимаю чего-то. Впрочем, на экзаменах не спорят. Лучше промолчать, чем обнаружить своё невежество. Возможно, они умеют как-то складывать время гармошкой. Если так принято, значит, принято. Не без удивления чувствую, что сил у меня достаточно. Усталость сняли, что ли? Как? Когда? Ладно, потом разузнаю.

— Есть идти, — говорю по-военному и вхожу в зеленую дверь.

Все повторяется: ввинчивание, вывинчивание, изумление, буфет слева, окно в космос справа, в окне тёмный круг, заслоняющий звёздный бисер. Опять снижаюсь, вижу, как начинают шевелиться языки неяркого пламени, извиваются, мечутся… Я ныряю в костёр, кручусь в огненном смерче, и вот она, Огнеупория.

Страна изменилась — это заметно ещё до приземления. Она была красновато-шоколадной, стала пятнистой — вся усеяна светлыми крапинками. Я понял: моя наука не прошла даром. Огнеупорны продавили кору в тысяче мест, повсюду понаделали искусственных лавовых озёр, именно так, как я рекомендовал.

Когда они успели? Этого я не понимал. Мой рейд на кафедру и обратно занял часов пять—шесть. Судя же по количеству пятен, в Огнеупории поработало несколько поколений. Очевидно, я основательно ошибся в оценке темпа их жизни.

Спускаюсь к одному из озёр. Вижу чёрный ободок — посевы на берегу, освещённом лавой. За ними в тылу бугорки. Удлинённые, обтекаемые, словно капли, стекающие по стеклу, все выстроены рядами, круглым лбом к господствующему ветру. Держу курс на ближайшие. Вот уже видны светлые точки и прыгающая козявка — кнэ, запряжённый в повозку. Торможу. Толчок. Стоп! Стою на твёрдом грунте. Светлые пятна несутся ко мне. Скорее гипномаску: “Я глыба, ноздреватая, освещённая слева, темно-зелёная в тени, сухая, горячая на ощупь, припорошенная пылью”.

Две огнеупорийки с разбегу чуть не налетают на меня. Это девушки, невесты на выданье, судя по обилию украшений, клетчатых и полосатых.

Поспешно включаю киберперевод:

— Ты видела, что-то упало с неба?

— А вдруг это лфэ. Лучше убежим!

— Алат всесильный, огради нас от яростных лфэ!

— А мой совсем не боится лфэ. Он уже убил двоих.

— Молодец, если это правда. Но парни ужасные хвастуны.

— Мой никогда не хвастает. Он особенный, совсем непохож на других. Вчера он сказал мне, что…

Опять повторяется та же история; летел за тридевять световых лёг, пропустил несколько поколений, слышу все те же девичьи пересуды: он сказал — я ответила. А впрочем, чему удивляться? Пока в Огнеупории будут любить, до той поры невесты не прекратят рассуждать о суженом. Любовь извечна. Труд зато извечно изменчив. Для охоты палка, копьё, лук, ружьё. “Орудия мелькают, словно кадры в кино. Мотыга, плуг, трактор. Все это требует ума, выдумки, мастерства. Мне надо послушать, о чём говорят работники, добытчики, тогда я узнаю уровень перемен.