В XX в. эта гипотеза была модифицирована: провозглашалась смена частной и ложной идеологии идеологией научной, выражающей гармонию интересов на почве общественной собственности. О том, что научность этой идеологии оказалась иллюзорной и, прямо скажем, фальсифицированной, речь уже шла выше. Но нас здесь интересует другой вопрос: можно ли было создать действительно онаученную идеологию? Или так: можно ли заменить идеологию наукой? Или так: можно ли очистить общественное сознание от идеологии, полностью деидеологизировать его?

Иначе говоря, можно ли провозгласить и фактически положить конец идеологии? «Прекратить» идеологию с расчетом на то, что отношения между людьми, построенные по логике вещей, сами собою создают некое прозрачное пространство сознания, где будут действовать простые и четкие жизненные ориентиры и, естественным образом, из мышления и деятельности людей будут изжиты всякие идеологические моменты. Если это так, то нет нужды в идеологическом или идейном осмыслении путей развития общества. Каждый сам себе идеолог, а в случае чего – жизнь научит.

Гипотеза деидеологизации общественного сознания содержит этот, не всегда ясно высказываемый и четко проговариваемый мотив. Но он явственно звучит в коммерциализации образования и культуры, в отсутствии для нашей страны какой-либо общественной программы или «картины», позволяющей хотя бы «оживить» ценностные ориентации людей.

Кризис идеологии и деидеологизация привели к торжеству логики вещей, логики «бильярдных шаров», действующих по принципу столкновения и отскока. В идеологическом вакууме поселились разнообразные мифы: политические, экономические, космические.

Они не придали сознанию общества ни стройности, ни перспективы. Оно оказалось провалом в пустоту, где ценностные ориентации людей не находят опоры и сами утрачивают смысл.

Ситуация, если приглядеться, не такая уж оригинальная. Ее пережили многие страны, утратившие государственную или национальную идею. Типичным является и наступление прагматизма в такие периоды истории и наступление позитивистской идеологии (да, ведь это идеология, только лишенная исторической перспективы и личностной глубины), овеществляющей человеческие взаимосвязи, редуцирующей человеческие качества к некоему предметному стандарту.

Опыт развитых стран, пытавшихся преодолеть идеологический кризис, показывает: отжившие идеи преодолеваются более привлекательными и перспективными. Идеологический вакуум как таковой существовать не может: либо он заполняется новыми ориентирами, либо место занимает пещерная идеология с самыми примитивными стереотипами поведения. Обществу остается либо смириться с этим, либо заниматься выработкой идеологии и связанных с нею картин, ориентиров, мыслительных систем.

В XX в. изменилось отношение к понятию утопии, к самим утопиям. Если раньше утопию рассматривали как нечто нереальное, непрактическое, вымышленное, почти сказочное, то теперь в утопиях стали видеть средство обозрения и оценки реальности. Утопия как бы моделировала дополнительную позицию или точку зрения, с помощью которой удавалось выявить тенденции развития современного общества, сфокусировать внимание на некоторых незаметных пока формах, дать им ясное образное воплощение, оценить их с точки зрения текущих событий. Утопия или антиутопия оказывались инструментами критического анализа современного общества, позволявшего понять альтернативы его движения, подчеркивающего значение для людей выбора исторического действия [25] .

Утопия – это пространство или место, которого нет в сегодняшней реальности, но которое возможно завтра при условии, что общество выберет определенный курс. Утопия как бы раздвигает наше обычное представление о реальности, вводя в него идеи курса, проекта, прогноза, образа будущего.

Иными словами, утопия оказывается элементом метафизики социального процесса, с помощью которого будущее вводится в ткань повседневного сознания людей, становится ориентиром их мышления, средством определения решений и действий.

В более широком плане ту же работу осуществляет и идеология. Она вводит в повседневное со-знание людей идею времени, стратегический прогноз, задает образную или понятийную панораму целей, вместе с тем разворачивает поле смыслов, притязаний, надежд. Это поле открыто для сознательной и рациональной проработки, оно может быть структурировано, в нем могут быть определены возможные модификации существующих культурных стандартов, точки схода различных общественных интересов, «узлы» возможных социальных конфликтов.

Наличие этой идейной проекции социального процесса является условием нормального напряжения, наполненности, ориентированности человеческого сознания. Культурная функция идеологии не в том, что она – логос, а в том, что она – топос, образ, идея человеческого сознания, выходящего за рамки узко понятого настоящего, натуралистически представленной реальности.

Идеология – не наука. Это сейчас не подлежит обсуждению. Стало быть, она не может и претендовать на научность. Но она может включать в себя элементы научности, может и должна подвергаться научной критике и корректировке.