– О, да там у вас чуть ли не настоящий театр.

– Пожалуй. Правда, без костюмов и декораций.

– И, извините за любопытство, хорошо получается?

– Думаю, что для первого раза вполне удачно.

– Так что это за «синдзюмоно», о котором вы только что говорили?

– Это как раз то место, где говорится о том, как лодочник везет гостя в район публичных домов Ёсивара.

– Ну и сцену же вы выбрали, – произнес хозяин, слегка наклонив голову, – недаром он был учителем. Облачко табачного дыма, вылетевшее при этом у него из носа, коснувшись ушей, расплылось вокруг лица.

– Да что вы, не такая уж она трудная, – невозмутимо ответил Тофу-кун. – Ведь в ней участвуют всего лишь гость, лодочник, гетера, накаи, яритэ и кэмбан.

Услыхав слово «гетера», хозяин слегка поморщился. О том, что значат слова «накаи», «яритэ», «кэмбан», он, видимо, не имел ясного представления и поэтому первым делом спросил:

– Накаи – это все равно что служанка в доме терпимости?

– Мы еще не приступили к глубокому изучению этого вопроса, но, по-моему, накаи – это служанка при доме свиданий, а яритэ – нечто вроде советницы по делам женской комнаты.

Всего несколько минут назад Тофу говорил: «Мы стараемся подражать артистам, чтобы герои пьес получились как живые», – но он так, кажется, хорошенько и не понял, что представляют собой яритэ или накаи.

Значит, накаи состоит при чайном домике, а яритэ обитает в доме терпимости? Дальше. Кэмбан – это человек? Или этим словом обозначается какое-то определенное заведение? И если человек, то мужчина или женщина?

Мне кажется, что кэмбан – это все-таки мужчина.

– Чем же он занимается?

– Столь далеко мы пока не зашли в своих исследованиях. Постараемся в ближайшее время выяснить.

«Какая же чепуха, должно быть, получилась, когда вы читали свои диалоги», – подумал я и взглянул хозяину в лицо. К моему удивлению, оно было серьезным.

– Кто еще, кроме вас, состоит в декламаторах?

– Да разные люди. Гетеру читал К-кун, юрист. Правда, он носит усы, а говорить ему нужно слащавым женским голоском. Поэтому получилось немного странно. К тому же по ходу действия у гетеры должен разболеться живот…

– Неужели даже это необходимо при декламации? – с тревогой в голосе спросил хозяин.

– Конечно. Ведь как-никак эмоциональная выразительность – самое главное.

Тофу считал себя глубоким знатоком литературы.

– И как, удачно болел у него живот? – сострил хозяин.

В первый раз эта сцена ему не вполне удалась, на то и болезнь, – тоже пошутил Тофу.

– Кстати, какая роль досталась тебе?

– Я был лодочником.

– Ах, лодочником, – протянул хозяин таким тоном, словно хотел сказать: «Уж если ты играешь лодочника, то с такой ролью, как кэмбан, даже я справлюсь». Тут же он дал понять, что нисколько не обольщается насчет драматического таланта Тофу: – Трудно было тебе играть лодочника?

Тофу, кажется, не рассердился. По-прежнему сохраняя самообладание, он произнес:

– Начал я своего лодочника за здравие, а кончил за упокой, хоть и сам выбрал эту роль. Дело в том, что по соседству с домом, где собрался наш кружок, квартирует несколько девушек-студенток. Они как-то проведали, – не пойму, как им это удалось, – что состоится собрание кружка, пробрались под окна нашего дома и стали слушать. Я читал свою роль с большим вдохновением, как заправский артист, бурно жестикулируя. Я настолько вошел в роль, что подумал: «Теперь пойдет как по маслу», и в этот самый момент… По-видимому, я слишком перестарался, и студентки, которые до этого кое-как терпели, наконец не выдержали и громко расхохотались. Не приходится говорить, как я растерялся, смутился и, сбитый с толку, уже ни за что не мог продолжать. На этом нам и пришлось разойтись.

Я не мог удержаться от смеха, когда представил себе, что у них будет называться провалом, если они считают, что на первый раз все обошлось благополучно, и невольно замурлыкал. Хозяин все нежнее и нежнее гладил меня по голове. Приятно быть обласканным человеком как раз в ту минуту, когда смеешься над людьми, но в этом есть и что-то жуткое.

– О, это ужасно, – проговорил хозяин. Новый год, а он произносит надгробные речи.

– В следующий раз мы постараемся, чтобы репетиция прошла еще более успешно, потому-то я и пришел сегодня к вам. Дело в том, что мы просим вас стать членом нашего кружка и принять участие в декламациях.

– Но ведь я ни за что не сумею изобразить боли в животе, ни за что, – начал отнекиваться мой флегматичный хозяин.

– Ничего, пусть даже без этого. Вот у меня список лиц, оказывающих нам покровительство.

Тофу с торжественным видом развязал фиолетовый платок и вынул оттуда тетрадь размером с листок ханагами [49] .

– Запишите, пожалуйста, свою фамилию и поставьте печать, – сказал он и, раскрыв тетрадь, положил ее перед хозяином. Я увидел имена знаменитых профессоров литературы и ученых-литераторов, расположенные в строгом соответствии с этикетом. Улитка-сэнсэй казался очень обеспокоенным.