Я уже говорил, что вначале, когда мы только что сюда переехали, пустырь еще не был огорожен. Господа из «Ракуункана», словно соседский кот Куро, то и дело располагались под павлониями, болтали друг с другом, уплетая свои завтраки, валялись в траве – словом, занимались всем, что взбредет в голову. После каждого их нашествия пустырь покрывался всевозможным мусором, старыми газетами и камышовыми обертками, старыми дзори [156] , старыми гэта, всем, к чему применимо прилагательное «старый». Не знаю почему, но хозяин относился к этому безобразию вполне терпимо и не заявлял никаких претензий. Возможно, он просто не замечал всего этого, а если и замечал, то не удостаивал внимания. Но с течением времени господа из «Ракуункана» становились все больше похожими на настоящих господ и начали постепенно вторгаться в южную часть пустыря. Если вы находите, что слово «вторгаться» для господ не подходит, я могу не употреблять его, но другого подходящего слова я не могу подобрать. Словно жители пустыни, кочующие в поисках воды и растительности, они продвигались от павлоний к криптомериям. Криптомерии росли как раз напротив гостиной, и сначала лишь самые смелые из господ могли решиться на такую дерзость. Через два дня они еще больше осмелели, и теперь их смелость стала великой смелостью. Что может быть страшнее плодов просвещения! Эти господа уже не только маячили перед окнами гостиной, но и принялись распевать песни. Я не помню сейчас, что это были за песни, но могу с полной уверенностью сказать, что это были не стансы, а разухабистые вульгарные куплеты. Поражен был не только хозяин. Даже я ловил каждое слово, восхищаясь гениальностью господ гимназистов. Впрочем, как вам, вероятно, известно, очень часто зло и наслаждение неразрывно связаны. Я до сих пор жалею, что в данном случае мы как раз имели дело с таким сочетанием. Хозяин, как это ему ни было неприятно, вынужден был выскочить из своего кабинета и предупредить певцов, чтобы они больше не смели здесь появляться. Кажется, он изгонял их дважды или трижды. Но так как это были воспитанные господа, то слушаться они не желали, да это им и не подобало. Только прогонят их, глядь, они снова здесь. И снова принимаются весело распевать свои песни. Впрочем, они не только пели, но и громко рассуждали на всевозможные темы. Это были беседы воспитанных господ, и потому носили своеобразный отпечаток. Например, они употребляли выражения: «Ты, задрыга» или «А мне-то что?» Говорят, такие выражения были до Реставрации в обиходе носильщиков и банщиков. В двадцатом веке этими выражениями пользуются воспитанные господа. Кто-то объяснил, что здесь имеет место то же явление, что и в спорте, которым прежде пренебрегали, а теперь увлекаются. Хозяин опять выскочил из кабинета, схватил наиболее изощренного в господском жаргоне ученика и строго осведомился, зачем они сюда ходят. Схваченный мгновенно перешел с жаргона господ на самый вульгарный язык и объяснил: «Мы полагали, что здесь опытный сад нашей гимназии». Хозяин предложил впредь не наведываться сюда и выпустил из рук схваченного им ученика. Выражение «выпустил из рук» может показаться смешным, словно речь идет о черепахе. Но хозяин в самом деле вел переговоры, держа господина за рукав. После строгого внушения, которое он сделал господам, хозяин решил было, что теперь его оставят впокое. Но известно, что со времен богини Нюйва [157] действительность всегда расходится с предположениями. Хозяин опять потерпел поражение. Теперь молодые господа стали являться на южную часть пустыря прямо через наш дом и при этом с грохотом распахивали парадный вход. Хозяин не успевал подумать, что к нему явился какой-нибудь посетитель, как под павлониями начинался громкий смех. Положение с каждым днем становилось все хуже. Плоды просвещения сказывались все сильнее. Тогда отчаявшийся хозяин закрылся в кабинете и написал директору «Ракуункана» письмо, в котором почтительно просил немного унять господ учеников. Вскоре пришел ответ, в котором директор почтительно просил хозяина потерпеть до тех пор, пока построят ограду. Прошло некоторое время, и появились плотники. За один день на границе между владениями хозяина и «Ракуунканом» выросла изгородь высотой примерно в метр. Хозяин обрадовался, полагая, что теперь он обретет долгожданный покой. Но мой хозяин – глупец. Разве можно таким путем изменить поведение юных господ!

Вообще дразнить людей – дело интересное. Даже такой кот, как я, и то порой развлекается, подшучивая над дочками хозяина. Вполне естественно, что господа из «Ракуункана» получали удовольствие от того, что дразнили придурковатого Кусями-сэнсэя. Недовольным может быть только объект насмешек. Если проанализировать психологию шутки, то обнаружатся два основных фактора. Первый: объект шутки должен возмущаться. Второй: те, кто подшучивает, должны превосходить объект в силе и численности. Как-то раз, вернувшись из зоосада, хозяин с восторгом рассказывал о том, что он там видел. Я прислушался. Хозяин описывал столкновение между собачонкой и верблюдом. Собачонка словно ветер носилась вокруг верблюда, захлебываясь от лая, а верблюд равнодушно и величественно топорщил свои горбы, даже не замечая ее. Собачонка бесилась и лаяла, а на нее не обращали никакого внимания. Хозяин смеялся над верблюдом, называя его толстокожим. Эта картина как нельзя лучше напоминала то, что происходило у нас дома. Как бы ни был искусен шутник, никакой шутки не получится, если объект ее – верблюд. С другой стороны, непригодны для шутки чрезмерно свирепые объекты, например лев или тигр. Не успеешь пошутить, как тебя разорвут на куски. Величайшее наслаждение шутник получает тогда, когда объект злится, показывает клыки, но вреда причинить не может, и шутник чувствует себя в безопасности. Почему подшучивание доставляет удовольствие? Тут могут быть разные причины. Во-первых, это помогает убить время. Ведь иногда от скуки начинают считать волоски в собственной бороде. Рассказывают, что в древности какой-то заключенный только тем и жил, что изо дня в день рисовал на стене своей камеры треугольники. Нет на свете ничего более нестерпимого, чем скука. Если не происходят события, требующие затраты энергии, наша жизнь становится ужасной. И шутка над кем-нибудь является своеобразным развлечением, которое требует таких затрат. С другой стороны, возбудить энергию может лишь реакция объекта – его злоба, раздражение, уныние. Поэтому с давних времен таким развлечениям предавались те, кто не понимал чужой психологии, – скучающие дураки-князья и мальчишки с примитивным интеллектом, которого хватает только на то, чтобы доставить себе удовольствие. Во-вторых, подшучивание является простейшим способом доказать на практике свое превосходство над другими. Конечно, превосходство можно доказать и убив другого, поранив или оклеветав. Но к подобным мерам прибегают только тогда, когда перед вами стоит ясная цель – убить, поранить или оклеветать, а чувство превосходства возникает уже как естественное следствие этих действий. Подшучивание хорошо в тех случаях, когда оно достаточно, чтобы доказать свое превосходство, и вместе с тем не приносит объекту особого вреда. Но некоторый вред принести все-таки необходимо – без этого доказать свое величие практически невозможно. Если ты знаешь, что сильнее других, но доказать этого не можешь, ты не испытываешь никакого удовольствия. Человек – существо самонадеянное. При всех обстоятельствах он верит в свои возможности. И он не может успокоиться до тех пор, пока не, докажет это другим. Даже те, кто сомневается в своих возможностях, а также вульгарные и распущенные люди пользуются любым случаем, чтобы поднять свои акции. У них такая же психология, как у мастера дзюдзицу [158] , которому порой хочется ни с того ни с сего швырнуть человека на землю. И вот по улицам расхаживают довольно неумелые мастера дзюдзицу. У них одно желание – встретить кого-нибудь слабее себя, пусть даже понятия о дзюдзицу не имеющего, и бросить его на землю.

Есть и другие причины, объясняющие, почему подшучивание доставляет удовольствие, но за неимением времени я излагать их не буду. Если же вы хотите продолжить разговор, приходите с коробочкой сушеных бонитов, и я вам объясню все до мельчайших подробностей.

На основании вышеизложенного можно, по моему мнению, сделать вывод, что наиболее подходящими объектами для шуток являются обезьяны в зоопарке и преподаватели гимназий. Причем преподаватели даже более подходящие объекты, чем обезьяны. Впрочем, ничего не поделаешь, они похожи друг на друга. Как известно, обезьяну в зоопарке держат на цепи. И сколько она ни прыгает, сколько ни скалится, стараясь вас оцарапать, вы можете чувствовать себя в полной безопасности. А преподавателей держат не на цепи, а на жалованье. Можете измываться над ним сколько угодно – он не подаст в отставку и не побьет своих мучителей. Если бы у них хватило храбрости подать в отставку, они бы не стали преподавателями и не состояли бы няньками при учениках. Мой хозяин – преподаватель. Правда, он не преподаватель «Ракуункана», но все же преподаватель. Он является наиболее подходящим, наиболее спокойным, наиболее безопасным объектом для подшучивания. Ученики «Ракуункана» – мальчишки. Для них подшучивание – способ возвыситься в собственных глазах. Они даже считают, что подшучивать и дразнить – их право, приобретенное в процессе обучения и воспитания. К тому же они переполнены энергией и не знают, как можно употребить эту энергию за десятиминутный перерыв. Логическим следствием из вышесказанного является то, что хозяин – естественный объект для подшучивания, а ученики – шутники. Поэтому крайне глупо со стороны хозяина сердиться на них. А теперь я расскажу, как господа из «Ракуункана» дразнили хозяина и как до крайности дико реагировал на это хозяин.

Вам, вероятно, известно, господа, что такое плетеная изгородь. Это обыкновенная изгородь, не задерживающая ветер. Я совершенно свободно прохожу через любое отверстие в ней. Для меня изгороди словно вовсе не существует. Но плотники по приказу директора «Ракуункана» сооружали изгородь не для того, чтобы преградить путь мне, а для того, чтобы господа воспитанники не лазили во двор к хозяину. Хоть изгородь и плетеная, но человеку сквозь нее не пройти. Через ее квадратные щели было бы трудно протиснуться даже знаменитому в древности фокуснику Цян Шицзуню. Несомненно, изгородь прекрасно оправдывала свое назначение. И нет ничего удивительного в том, что хозяин обрадовался, когда наконец она была сооружена. Но в логике хозяина имеется огромная дыра. Куда больше, чем щели в изгороди. Такая огромная, что через нее прошла бы рыба, глотающая корабли. Хозяин исходил из предположения, что никто не догадается перепрыгнуть через изгородь. Он считал, что ученикам гимназии не пристало нарушать его покой, а для этого им достаточно уяснить границы своей территории, обозначенные пусть даже самым примитивным забором. Затем он отбросил это предположение и решил, что ничего особенного не произойдет, если кто-нибудь даже нарушит установленную границу. Другими словами, он сделал поспешное заключение, что опасности нарушения его покоя просто не существует, поскольку даже самый маленький мальчишка не смог бы пролезть через щели в изгороди. Да, если мальчишка не кот, он при всем своем желании не сможет пролезть через щели, но перескочить через изгородь ему ничего не стоит. Это даже может рассматриваться как спортивное упражнение.

На следующий же день после того, как была установлена изгородь, мальчишки снова появились на обычном месте. Правда, теперь они старались не появляться возле гостиной. Они учли, что теперь для спасения бегством им потребуется больше времени, и выбирали для своих развлечений такие места, где им не грозила опасность быть схваченными. Хозяину, сидевшему в своей комнате, они были, разумеется, не видны. Теперь их можно было увидеть только из гостиной или через окошко уборной. Но из окон можно было сколько угодно любоваться врагами, схватить их было невозможно. Через окно можно было сколько угодно осыпать их бранью, но нечего было и пытаться приблизиться к ним через боковую дверь – заслышав шаги, они всегда могли перемахнуть через ограду. Совсем как когда браконьерское судно подходит к лежбищу котиков. Конечно, хозяин не сторожил в уборной, да и не было у него сноровки быстро распахивать дверь и бросаться в погоню. В дни, когда ему вздумалось бы заниматься охотой на мальчишек, он должен был бы отказаться от преподавательской деятельности и проводить соответствующую тренировку. Невыгодность позиций хозяина состояла в том, что из кабинета враги были не видны, а только слышны, из северной же комнаты их можно было видеть, но нельзя схватить. Враги быстро оценили обстановку и применили новую тактику. Когда их разведка докладывала, что хозяин находится в кабинете, они принимались шуметь изо всех сил. Особенно громко они старались выкрикивать слова, относящиеся к хозяину. Причем они умудрялись делать это так, что было невозможно понять, где они находятся – по эту или по ту сторону ограды. Но стоило появиться хозяину, как они немедленно исчезали. Если они находились на своей территории, то принимали независимый вид. Когда хозяин сидел в уборной – конечно, нехорошо, что я так часто употребляю это слово, мне лично оно претит, но ничего не поделаешь, без него наш рассказ был бы неполон, – итак, когда хозяин сидел в уборной, они принимались резвиться у павлонии, стараясь попасться ему на глаза. Если же хозяин начинал орать во весь голос из уборной, враги без всякого замешательства спокойно отступали на свои позиции. Такая тактика ставила хозяина в тупик. Стоило ему уверовать, что враги на его территории, и, схватив трость, выбежать на улицу, как возле дома воцарялась тишина и вокруг не было ни души. Он возвращался в дом, выглядывал в окно, и что же? – один или двое обязательно были тут как тут. Хозяин то бежал на улицу, то смотрел в окно, то смотрел в окно, то бежал на улицу. И так повторялось без конца. То есть хозяин повторял все одно и то же. Вот это и называется изнемогать от рвения. В конце концов помрачение ума у хозяина достигло такой степени, что было уже невозможно понять, кто он: преподаватель или военачальник. А когда помрачение достигло наивысшей точки, произошло такое событие.

Кстати, все события происходят от помрачения ума. Иероглифы, выражающие понятие «умопомрачение», означают «подниматься против течения». Противных доказательств такому толкованию не выдвинул еще никто, даже Гален и Парацельс. Вопрос только в том, куда направляться против течения. И еще спор идет вокруг вопроса: что именно поднимается против течения. Согласно древнеевропейской легенде, в наших телах некогда обращались четыре разных жидкости. Первая – жидкость гнева. Когда она начинает подниматься против течения, человек сердится. Вторая – жидкость тупости. Когда она поднимается против течения, человеческий мозг становится невосприимчивым. Следующая – жидкость печали. При ее движении вспять человек становится мрачным. Последняя жидкость – кровь. Она укрепляет конечности. По мере того как развивалась человеческая культура, жидкость гнева, жидкость тупости и жидкость печали исчезали. В настоящее время в нас обращается, как и в старину, одна только кровь. Следовательно, помрачение ума может быть вызвано только кровью. Но количество крови у человека строго определено. Незначительные отклонения могут объясняться особенностями конституции человека. В организме человека содержится около десяти литров крови. Когда эти десять литров начинают быстро двигаться в обратном направлении, место, к которому они поднимаются, начинает энергично функционировать. Остальные же органы начинают остывать от недостатка крови. Происходит точно такое же явление, как при погромах полицейских будок: в городе не осталось ни одного полицейского, все собрались в управлении полиции. С медицинской точки зрения этот случай надо рассматривать как полицейское умопомрачение. Чтобы вылечить от помрачения ума, необходимо распределить кровь строго пропорционально по всем органам тела, то есть привести организм в такое состояние, в каком он был до умопомрачения. Для этого требуется повернуть поднявшуюся кровь назад, чего можно достигнуть различными способами. Говорят, что некий господин, ныне покойный, клал в таких случаях себе на голову мокрое полотенце и грелся у котацу. В древней китайской книге по медицине «Шан-хань-лунь» – «Рассуждение о тифе» – сказано, Что холод в голове и жар в ногах являются признаками близкой смерти. Именно поэтому возложение мокрого полотенца на голову есть великолепный способ продления жизни. Если этот способ вам не нравится, прибегните к способу, которым пользуются бонзы. Бесприютный монах, одетый в рубище, блуждающий подобно облаку по воле ветра, непременно избирает местом ночлега камень под деревом. Это он делает отнюдь не с целью умерщвления плоти. Данный способ выдуман монахом Рокусо специально для предотвращения умственного помрачения, которое чуть было у него не наступило после продолжительного рушения риса. Попробуйте присядьте на камень. Естественно, ваш зад немедленно застынет. Зад остывает, умопомрачение проходит. Это естественный процесс, и никаким сомнениям на этот счет не может быть места. Мы видим, что для лечения умопомрачения изобретены различные способы. Но очень жаль, что никто до сих пор не придумал способ вызывать умопомрачение. На первый взгляд может показаться, что умопомрачение приносит только вред и никакой пользы, но это далеко не так. Для некоторых профессий умопомрачение является крайне важным и совершенно необходимым фактором. Важнее всего умопомрачение для поэтов. Для них оно необходимо, как уголь для парохода. При отсутствии умопомрачения у поэта он превращается в посредственность, способную лишь поглощать пищу. Вообще умопомрачение еще называют сумасшествием. Поскольку поэтам неудобно называться сумасшедшими, они применяют для обозначения умопомрачения другой термин. Сговорившись между собой, они гордо называют умопомрачение «инспирэйшн», то есть вдохновением. Они выдумали это слово только для того, чтобы вводить простых смертных в заблуждение. На самом деле «инспирэйшн» – это то же умопомрачение. Поддерживая их, Платон назвал этот вид умопомрачения «святым безумием». Но люди сторонятся безумия, будь оно хоть трижды святым. Поэтому лучше все же называть его вдохновением – кстати, это слово напоминает название какого-то нового лекарства. И так же, как основой камабоко [159] является батат, основой статуи Каннон – дерево, основой камонамбан [160] – птица, а основой говядины в дешевых харчевнях – конина, так и основой вдохновения является умопомрачение. Умопомрачение – сумасшествие временное, и только поэтому поэты обходятся без лечебницы Сугамо. Но стимулировать такое временное сумасшествие – дело нелегкое. Весьма просто свести человека с ума на всю жизнь, но даже самые искусные боги становятся в тупик, когда требуется лишить человека разума лишь на то время, пока он держит в руках перо. Боги отказываются от такой затеи. А если боги отказываются, приходится обходиться без них. С древних времен и до наших дней ученые пытаются разработать способы как воспроизводства, так и исцеления умопомрачения. Некто, чтобы вызвать вдохновение, ежедневно сжирал по дюжине терпких фруктов. Идея была простая: от терпких фруктов бывает запор, а запор приводит к помрачению ума. Другой человек забирался в ванну с графином сакэ. Он считал, что злоупотребление сакэ в горячей ванне должно непременно кончиться умопомрачением. Он полагал также, что если не поможет такой способ, нужно попробовать принять ванну из виноградного вина. Жаль, что он не смог проверить последнего предположения. У него не было денег, и вскоре он умер. Наконец нашелся человек, который объявил, что вдохновение находит моментально, если начать подражать древним. Он руководствовался теорией, согласно которой подражание действиям другого человека влечет за собой и психологическое сходство с этим человеком. Например, если начать буянить, как буянят пьяные, то вскоре действительно почувствуешь себя пьяным. А если вы просидите неподвижно столько времени, сколько требуется для сгорания одной курительной свечи, то ваше умонастроение уподобится умонастроению бонзы. Таким образом, подражая повадкам древних знаменитостей, переживавших моменты вдохновения, вы непременно добьетесь умопомрачения. Как я слыхал, Гюго размышлял над фразой, валяясь на палубе яхты. Можно ручаться, что ваш ум тоже помрачится, если вы заберетесь на корабль и будете долго глазеть на голубое небо. Известно, что Стивенсон писал свои романы, лежа на животе. Ложитесь ничком, возьмите в руку перо, и ваша кровь непременно начнет двигаться в обратном направлении. Да, многие ломали голову над всевозможными способами, но пока еще никто не добился видимых результатов. Во всяком случае, на сегодняшний день считается невозможным Достичь умопомрачения искусственным путем. Прискорбно, но что поделаешь? Впрочем, нет сомнения, что такое время придет. И в интересах человеческого прогресса я бы хотел, чтобы это время наступило скорее.

Полагаю, про умопомрачение было сказано достаточно. Перехожу к «событию». Однако большим событиям обязательно предшествуют малые. Говорить о больших событиях, не упоминая о малых, – ошибка, свойственная всем историкам с древнейших времен. Помрачение ума у хозяина с каждым малым событием становилось все более ярко выраженным и в конечном счете привело к большому событию. Поэтому, если я не расскажу сначала о самом процессе возникновения умопомрачения, вам трудно будет понять, до какой степени свихнулся мой хозяин. А если вы не поймете, то решите, что степень умопомрачения была не так уж велика и что оно характеризовалось чисто внешними проявлениями. И если умопомрачение хозяина не будет должным образом воспето обществом, ему, хозяину, будет обидно. Все события, описанные ниже, и большие и малые, не делают чести хозяину, и я намерен особо подчеркнуть тот факт, что хотя события сами по себе и не делают хозяину чести, зато его умопомрачение было настоящим, ни в чем не уступающим умопомрачению поэтов. Хозяину нечем похвастаться перед другими, так восхвалим хотя бы его умопомрачение.

В последние дни неприятельская армия, окопавшаяся в «Ракуункане», разработала своего рода снаряды «дум-дум» и в течение десятиминутных перерывов, а также после занятий обстреливает нас с северной окраины пустыря. В просторечье снаряды «дум-дум» называются бейсбольными мячами. Они величиной с кулак, и противник стреляет ими по любой цели. Правда, стреляет он с гимнастической площадки, и потому попасть в хозяина, закрывшегося в своем кабинете, не может. Даже противнику понятно, что расстояние слишком велико, и тем не менее в его действиях имеется определенный расчет. Вспомним, что при осаде Порт-Артура флот сумел добиться успеха только благодаря обстрелу города. И мяч, с треском ударяющийся о землю на пустыре, не может не оказать определенного воздействия. При этом следует учесть, что каждый выстрел противник сопровождает устрашающими воинственными криками. У хозяина от страха сжимаются кровеносные сосуды конечностей, и кровь в них, не имея возможности следовать своим путем, начинает подниматься в обратном направлении. Ничего не скажешь, замысел у врагов хитрый.