— И ты мне. — Она улыбнулась в ответ. — На тебе то же кимоно, что было тогда. Отличие только в мечах, но это хорошее отличие.

Виктор начал было вынимать катану и вакизаши из-за оби, но Оми прижала его руки к бокам.

— Эти мечи — символ твоего звания, Виктор. Оставить их будет с твоей стороны негармонично, а в подобный вечер это было бы плохо.

Он взял ее за руки и кивнул.

— Что бы ты ни пожелала от меня, Оми, я это выполню.

— Ты оказываешь мне честь таким доверием, Виктор. — Она высвободила левую руку и круговым жестом показала на дворец. — Я буду рада показать тебе мой дом.

Виктор наконец оторвал от нее взгляд и поразился тем, что окружало его. Весь интерьер дворца был выполнен из дуба. Пол покрыт тщательно пригнанными дубовыми плашками, а колонны и потолочные балки незаметно переходили друг в друга в едва различимых на глаз соединениях. Более того, художники, отделывавшие и подгонявшие детали, с величайшей тщательностью следили, чтобы узор волокон сходился и расходился, придавая неподвижному дереву ощущение движения. В этом интерьере была жизнь, был мир. Оми повела Виктора по зданию.

— Семь лет назад на Люсьен напали Кланы. Пятого января случилась битва, продолжавшаяся от самого рассвета до заката и не угасшая даже после темноты. Сражение было страшным и жестоким; оно сохранилось в. памяти тех, кто участвовал в нем. В этот день, пятого января, люди по всему Люсьену возвращаются туда, где были в момент нападения Кланов, чтобы вспомнить, что в этой жизни действительно важно. Мы оплакиваем погибших и благодарим тех, кто остался в живых.

По спине Виктора пробежал холодок.

— Семь лет назад я был на Алайне, дрался с Нефритовыми Соколами, Они знали, что я там, и охотились специально за мной. Меня поймали в ловушку, и тут откуда ни возьмись — Кай. Он разгромил часть сил противника, и я тогда думал, что он при этом погиб.

Виктор поднял руку и вытащил из-под кимоно фигурку — нефритовую обезьянку.

— Кай подарил мне это на Рождество. Это Сун Ху-цзу, обезьяний царь. Кай сказал, что фигурка принесет мне удачу и будет напоминать, чтобы я оставался самим собой. Покидая Алайну, я думал, будто это все, что осталось у меня от Кая, все, что мне напомнит о нем. И я понимаю, зачем вы приходите в этот день сюда для оплакивания и жертвоприношения.

— Я знаю, где ты тогда был, Виктор. — Оми провела его через две двери в сад, где густо росла темная трава, подстриженные кусты и деревья в ароматном цвету. — И здесь, со мной, ты тоже был в тот день и в начале той ночи.

— Здесь? — нахмурился Виктор. — Ты не могла здесь быть, когда Кланы атаковали имперскую столицу. Наверняка твой отец должен был эвакуировать тебя в безопасное место.

— Он пытался, но я осталась здесь. — Она поглядела на выложенный у двери каменный полукруг. — Мой брат сказал, что ты понимаешь начала гири и ниндзе — долга и сочувствия. Мой отец, хотя желал, чтобы я покинула имперскую столицу, не приказал мне эвакуироваться. Я знала, что мой долг — остаться здесь, как и его долг, долг моего брата и деда — защищать имперскую столицу на поле битвы. Люди, сражавшиеся с Кланами, знали, что бьются за свой народ и за свое будущее, но то, что я была здесь, дало им еще что-то конкретное, что надо было защищать. Умереть, защищая народ, — это абстракция, которая не утешает,

Виктор медленно кивнул:

— То же самое говорил мне Гален Кокс, когда мы улетали с Алайны. Он сказал, что Кай пожертвовал собой, спасая меня. И сказал, что у меня перед Каем долг: сделать так, чтобы его жертва не была напрасной.

— И такой же был у меня долг перед моим народом — чтобы люди видели, за что они жертвуют собой. — Оми отступила от Виктора, подняла руки и обернулась. — И потому я была здесь, когда там бушевала битва. Я слышала, как приближается грохот разрывов, когда Кланы теснили наши войска. — Она показала пальцем в небо. — Я видела, как погибали летчики. Я видела, как прорезали воздух шальные вспышки лазера, и все это время ждала, что одна такая найдет меня. — Она обняла себя за плечи, — Никогда за всю мою жизнь мне не было так страшно. И я нашла убежище от страха в мыслях о тебе, Виктор. Я вспомнила наш поцелуй там, на Периферии, чувство безопасности, которое я испытала в твоих руках. Вспомнила время, проведенное с тобой, вспомнила, как мы делили смех и печаль. И решила, что ужас — это неправильная реакция, если я хочу быть достойна тебя и твоей любви.

Виктор протянул к ней руку, притянул Оми к себе и обнял.

— Как жаль, что меня здесь не было, чтобы унять твой страх.

— Но ты был здесь. — Она погладила его по щеке. — А если бы ты был здесь на самом деле, ты бы сидел в роботе, воюя с Кланами. Как бы ни хотелось тебе утешить меня, чувство долга пересилило бы. Тише, не надо, не надо это отрицать, потому что это не вина и не порок. И я понимаю это.

Оми нежно поцеловала его в губы, выскользнула из его объятий и отступила в тень вишни.

— Знаешь ли ты, что я — Хранительница Чести Дома?

Виктор кивнул.

— Ты арбитр в вопросах того, что правильно и что неправильно. — Он прижал руки к груди, пытаясь сохранить на своей коже ее тепло.

— И ты знаешь о двух идеях, которые здесь, в Синдикате, правят всем? — В ее глазах поблескивали отсветы огней, проникающих сквозь шевелящуюся листву, и она казалась похожей на духа, не на земную женщину. — Всем правят Гармония и Чистота. Этим двум идеям внимаем мы.

— Я знаю это.