Если Кейтель ещё ставил перед центральной группировкой немецких войск наступательные задачи и говорил о захвате Москвы, то директива Гитлера э 34 от 30 июля 1941 г. предлагала более радикальное решение. «Изменившаяся за последнее время обстановка, — говорится в директиве, — появление перед фронтом и на флангах группы армий „Центр“ крупных сил противника, положение со снабжением и необходимость предоставить 2-й и 3-й танковым группам десять дней для отдыха и укомплектования заставили отказаться от задач и целей, указанных в директиве э 33 от 19.7 и в дополнении к ней от 23.7. Исходя из этого, я приказывают группе армий „Центр“, используя удобную местность, перейти к обороне.

В наступлении могут быть поставлены ограниченные цели [3] .

Браухич и Гальдер, естественно, были недовольны таким решением. Они попытались возражать Гитлеру и в специальном докладе доказывали ему, что необходимо сосредоточить основные усилия на центральном направлении и добиваться быстрейшего овладения Москвой. Ответ Гитлера последовал незамедлительно. «Соображения командования сухопутных сил относительно дальнейшего хода операций на востоке от 18 августа не согласуются с моими решениями. Я приказываю следующее: главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Дону и лишение русских возможности получать нефть с Кавказа; на севере — окружение Ленинграда и соединение с финнами» [4] .

Гитлер разъяснял Браухичу, что взятие Крыма имеет колоссальное значение для обеспечения поставок нефти из Румынии, что только после достижения этой цели, а также окружения Ленинграда и соединения с финскими войсками освободятся достаточные силы и создадутся предпосылки для нового наступления на Москву.

Блюментрит пытается объяснить длительную паузу в наступлении гитлеровских войск на московском направлении затянувшимися спорами в немецком верховном командовании. Он усматривает в этом чуть ли не единственную причину остановки, а затем и провала немецкого наступления на Москву, умалчивая о том, что после Смоленска наступление немцев приостановилось не по их доброй воле, не из-за споров о высшей стратегии, а в результате все более возраставшего сопротивления советских войск.

В конце концов Гитлер, не добившись ни на южном, ни на северном крыле советско-германского фронта поставленных перед войсками целей, вынужден был вновь организовать наступление на Москву, которое и началось 30 сентября в полосе Брянского фронта, а 2 октября 1941 г. — против Западного и Резервного фронтов.

В статье Блюментрита читатель не найдёт подробного и последовательного изложения боевых действий, происходивших осенью 1941 г. и зимой 1941/42 г. под Москвой. Воспоминания Блюментрита связаны главным образом с действиями 4-й армии, где он был начальником штаба. В них содержится и то, что представляет для нашего читателя интерес, обогащая его конкретными историческими фактами, и то, что должно быть отвергнуто, как вымышленное автором. Видимо, память сильно изменяет Блюментриту, когда он пишет о сплошной липкой грязи, о 30 — и даже 42-градусных морозах под Москвой, о непроходимых снежных сугробах. Слов нет, осенью у нас кое-где бывает грязно, а зимой случаются иногда сильные морозы. Правда, все это не в такой степени, как пишет Блюментрит. Нужно быть слишком наивным человеком, мало компетентным в военном отношении, или заведомо враждебно настроенным к Советскому Союзу, чтобы всерьёз выдвигать эти причины в качестве факторов, определивших поражение немецко-фашистских войск под Москвой.

Не грязь и не мороз спасли Москву, как это хочет внушить Блюментрит доверчивому американскому читателю. Первая крупная победа Советской Армии под Москвой была достигнута в результате героических усилий советских людей, беззаветно боровшихся с агрессором. Коммунистическая партия воодушевляла и организовывала народ и армию на защиту Родины. В битве под Москвой советское командование проявило уменье добиваться победы в условиях неблагоприятной стратегической обстановки, а советские войска показали свои высокие боевые и моральные качества.

И, разумеется, никак уж не вяжутся климатические и географические «теории» Блюментрита с его в целом правильным заключением о том, что «Московская битва нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, так и военном отношениях».

Следующая статья книги знакомит читателя с событиями, развернувшимися осенью 1942 г. на другом театре военных действий — в Ливии и Египте. Автор статьи, генерал Байерлейн долгое время служил в штабе танковой группы Гудериана, а летом 1942 г. стал начальником штаба у фельдмаршала Роммеля. Он был свидетелем и побед немецко-итальянских войск под Тобруком и их поражения под Эль-Аламейном.

Рисуя сложность положения немецко-итальянских войск, остановленных перед эль-аламейнскими укреплениями, — недостаток сил, растянутость коммуникаций и их уязвимость, трудности со снабжением, — Байерлейн в то же время утверждает, что наступление армии Роммеля к дельте Нила и Суэцкому каналу преследовало далеко идущие цели. Они якобы состояли в осуществлении огромного двухстороннего охвата, при котором одна немецкая армия должна была двигаться с Украины через Кавказ на юг, а другая — из Египта через Суэцкий канал на север. По замыслу гитлеровских стратегов, это должно было привести к захвату нефтяных районов Среднего Востока и разгрому всего южного крыла Советских Вооружённых Сил.

Стоит лишь трезво оценить обстановку, силы, средства и возможности немецко-фашистской армии на советско-германском и североафриканском фронтах, чтобы увидеть всю беспочвенность и иллюзорность подобных планов. В армии, находившейся под командованием Роммеля, было всего лишь 12 дивизий. На Кавказе безнадёжно застряли 17-я полевая и 1-я танковая армии, а над 6-й армией, уткнувшейся в Сталинград, нависла угроза разгрома. О каком грандиозном двухстороннем охвате можно было мечтать при столь кризисном положении, в котором оказалась немецкая армия?