– Три… – Парень начал поднимать свой самострел.

И тут у меня над ухом раздался мелодичный свист, а затем звук, напоминающий плевок. На лбу у главаря шайки появилось небольшое красное пятно, словно кожа лопнула от резкого удара. Края раны потемнели, как бы обугливаясь, и сама рана стала быстро расти. Казалось, что кожу на лице и черепе быстро пожирает невидимый огонь. Парень уронил свой самострел и с диким воплем: «Мама!» схватился руками за голову. Кожа на ладонях тотчас потемнела и стала также исчезать. Ноги у несчастного подогнулись, и он упал сначала на колени, а затем навзничь. Из горла у него вырывались невнятные звуки, поскольку ни губ, ни языка у него уже не было. Его руки беспорядочно скребли землю, а ноги дергались, срывая куски дерна. Через мгновение он затих, а еще через несколько секунд перед нами лежала груда одежды. Воротник рубахи венчал голый белый череп, а из рукавов торчали белые кости кистей. В зубах у черепа была зажата большая, похоже, золотая монета.

Мужики, уронившие свое вооружение, со стеклянными глазами, все как один, сучили лапами по своим мордам. Двое в мокрых штанах стояли на коленях, а один, неловко лежа на брюхе, бормотал:

– Пощади… пощади… пощади…

В воздухе нехорошо запахло.

Ворон, переступая точеными ногами, слегка попятился от завонявших злодеев.

– Вот ты, – я протянул руку и указал на казавшегося наименее испуганным верзилу, – подойди сюда.

Мужик, с трудом переставляя ноги, сделал несколько шагов в мою сторону. Остальные, кроме того, что лежал на пузе, как по команде, стали пятиться назад.

– Стоять! – заорал я на них и, обратившись к впереди стоявшему, повторил вопрос Леди: – Рассказывай, кто вас надоумил прийти в этот лес с оружием и нападать на мирных путников?

– Господин, – просипел он и замолчал.

Несколько последних лет очень многие пытаются именовать меня «господин». Но когда это слово употребляют вкупе с моим именем или фамилией, сам говорящий теряется и краснеет, понимая весь идиотизм такого обращения, а я ясно чувствую издевательство и насмешку и начинаю нести свою обычную ахинею.

Но в этом случае я сразу понял, что мужичок действительно считает меня господином и другого обращения не мыслит. Поэтому я кивнул и, подбадривая его, произнес:

– Продолжай.

Несколько приободрившись, мужик повторил:

– Господин, – а затем через паузу продолжил: – Мы все из Сизой Топи. Две недели назад к нам приехал герольд из Холма и объявил, что хозяин Холма, полный маг Арк, приглашает всех желающих на охоту за Огненным Вепрем. Всем, кто будет рядом с ним, когда он встретится с Вепрем, Арк обещал по целому желтяку.

– Желтяк – это золотая монета, – пояснила мне Леди. – Сумасшедшие деньги.

– Мы понимали, что с Вепрем будет разбираться сам Арк, а нам достанется Вепрева свита. Конечно, этот орешек тоже не по нашим зубам, да ведь деньги-то, господин, какие. Неделю мы думали, да и собрались. А Гришня со своим самострелом… – он с ужасом кивнул на валявшуюся груду одежды, – все зудел: слушайтесь меня, целы будете и с желтяками. А когда пришли в Мох, слышим – Арк уже разделался с Огненным Вепрем и отправился в Холм отращивать себе новую руку. Тогда Гришня и предложил подождать на тропинке. Что ж мы, говорит, так и пойдем назад с пустыми карманами. Вот мы и завалили деревце поперек тропы, а ведь знали о Золотой Погибели. Все Гришня, сука. Сказок наслушались… в штаны наложили…

Мужик замолчал, опустив голову. Молчали и остальные, даже лежавший перестал талдычить свое «пощади».

Леди недовольно проворчала:

– Пусть дерево с дороги уберут, железо свое закопают и убираются в свою Сизую Топь.

– Ладно, – сказал я, – Гришня ваш свой желтяк получил. Если сами не хотите зубками за золото ухватиться, убирайте с дороги дерево, закапывайте свое железо и, никуда не заходя, двигайте в свою Сизую Топь. Золотая Погибель вас пощадила.

Мужики похватали свои топоры и живо принялись обрубать на лежащем дереве сучья. Затем, с помощью неизвестно откуда взявшихся веревок, шустро сволокли ствол в лес. Минут через десять дорога была свободна, а мужики принялись мечами копать на обочине яму, о чем-то тихо переговариваясь. Закончив копать, они спихнули в яму завернутые в одежду кости, оставшиеся от Гришни, бросили туда же мечи, а затем встали вокруг ямы, поглядывая на верзилу, с которым я говорил. Тот шумно вздохнул и направился в мою сторону. Подойдя поближе, он опять вздохнул и заговорил, оглядываясь на своих товарищей:

– Господин, пощади, разреши забрать топоры домой. Как в хозяйстве без топора. Семку вон жена без топора из дому выгонит. Разве ж новый топор купишь. Попроси Золотую Погибель оставить топоры. Мы отслужим. – Все согласно закивали патлатыми головами.

Леди помалкивала, и я согласно кивнул:

– Забирайте.

Мужики быстро закидали яму землей и направились к кустам, из-за которых раньше появились. Только тот, что со мной беседовал, переступая с ноги на ногу, задержался и вдруг выдохнул:

– Господин, можно спросить? – и остановился, открыв рот, сам изумленный своей наглостью.

– Ну, – коротко бросил я.

– Господин, – мужик просветлевшими глазами в упор разглядывал меня, как будто хотел заглянуть под плащ, прикрывавший мою левую руку, – а кота с тобой нет?

– Какого кота? – Я в изумлении уставился на мужика.

– Такого черного, здоровенного.

– Нет со мной никакого кота, – заорал я, почувствовав скрытую издевку. – Проваливай!

Мужик, как мне показалось, с облегчением вздохнул и припустился за своими подельщиками, ожидавшими его около кустов, что-то им глухо пробормотал, и все они гурьбой поломили сквозь кусты.