Но он кое-что знал, пусть и совсем немного, поэтому уловил в словах Сантини завуалированное приглашение к откровенности. Решив не тянуть дальше с выполнением поручения Келли, Тьерри спросил:

— Надеюсь, адмирал, нас никто не подслушивает?

Глаза Сантини на мгновение сверкнули.

— Насчёт этого не беспокойтесь. Подслушать нас не могут. Я об этом позаботился.

Тогда Тьерри рассказал о полученном от Келли Симпсон письме, постаравшись как можно точнее процитировать его по памяти. Адмирал слушал внимательно, затем ещё минуту молчал, раздумывая. Почему-то у Тьерри создалось впечатление, что известие о действительной причине перевода на Дамогран коммодора Конте не явилось для него неожиданностью.

— Ну что ж, — наконец произнёс Сантини. — Благодарю вас за предупреждение, господин посланник. Надеюсь, вы никому не рассказали об этом письме?

— Конечно, нет, — без колебаний ответил Тьерри, ожидавший этого вопроса. — Но, разумеется, я должен доложить об этом в региональную штаб-квартиру на Нью-Джорджии.

— Да, безусловно, — согласился адмирал. — Это ваша обязанность... Гм. Не сочтите за навязчивость, но я настоятельно рекомендую адресовать донесение лично послу Бьёрнсену.

Тьерри кивнул. Оле Бьёрнсен, земной посол на Нью-Джорджии, одновременно был координатором всех дипломатических представительств Земли в этом регионе Галактики. Именно он утвердил его временное назначение на Дамогран взамен предыдущего посла, который был срочно переведён на планету Зинаве.

— Хорошо, — сказал Тьерри. — Я учту ваше пожелание.

После этого с секретными делами было покончено, и адмирал завёл с гостем светский разговор о его прежних местах работы. Тьерри отвечал вежливо, но без особого энтузиазма, а его взгляд то и дело останавливался на застеклённом стеллаже за спиной Сантини, где лежал весьма громоздкий и неуклюжий на вид, явно устаревшей конструкции армейский бластер.

Наконец адмирал заметил его взгляды и охотно поведал ему историю этого оружия. Тьерри, конечно, знал о сражении при Кашимбу и о той роли, которую сыграл в захвате планетарного разрушителя молодой лейтенант Сантини, однако выслушал его рассказ с неподдельным интересом — адмирал весьма красочно живописал подробности битвы и, не выпячивая своих заслуг, сумел тем не менее подчеркнуть, что во время штурма «Хо Син» находился в первых рядах атакующих.

Под конец Сантини достал из-за стекла бластер и предложил гостю осмотреть его вблизи.

— Не бойтесь, что ненароком выстрелите. Он в рабочем состоянии, но стоит на предохранителе и любая случайность исключена.

Тьерри осторожно взял оружие в руки. Бластер оказался более лёгким, чем можно было ожидать, судя по его виду. Несмотря на свою кажущуюся громоздкость и неуклюжесть, он был весьма удобен и функционален: рукоять как влитая ложилась в правую ладонь, указательный палец удобно дотягивался до спусковой гашетки, а резонатор был покрыт дополнительным теплоизолирующим кожухом, чтобы в случае необходимости бластер можно было придерживать и левой рукой, не рискуя обжечься при интенсивной стрельбе.

Тьерри был полным профаном в военной технике и вооружении, когда-то он, правда, обучался стрельбе, но только из простенького лучевого пистолета, который бил отдельными импульсами фиксированной мощности и продолжительности, не нуждаясь ни в какой особой настройке. А между тем, к своему удивлению, Тьерри внезапно понял, что хорошо знает, как привести этот устаревший бластер в боевое состояние, и, мало того, ему известно назначение всех регуляторов и индикаторов. Совсем не отдавая себе отчёт в том, что делает, он быстро переключился на дискретный огонь, снял бластер с предохранителя и направил его на адмирала.

Сантини глядел на него круглыми от изумления глазами.

— Осторожнее, посланник! Что вы...

Договорить он не успел, так как в следующую секунду Тьерри нажал на гашетку.

Раздался короткий свистящий звук, мелькнула синяя вспышка, рука Тьерри чуть дёрнулась назад от лёгкой отдачи, а его лицо обдало горячим воздухом. В тот же миг на белом мундире адмирала, чуть ближе к левой стороне груди, задымилось большое чёрное пятно. Тело Сантини содрогнулось в предсмертной конвульсии, он резко откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и замер, устремив в пустоту свой остекленевший взгляд.

Тьерри стоял в полном оцепенении, не в силах даже пошевелиться, и продолжал держать под прицелом мёртвого адмирала. В его голове билась лишь одна отчаянная мысль:

«Что я наделал?.. Господи, что я наделал?!»

Затем пришли и другие:

«Как это получилось? Как я мог?.. Я сошёл с ума!.. Что же теперь будет?..»

Вдруг Тьерри с ужасом обнаружил, что направляет бластер на себя. Прямо в своё сердце. И, что самое кошмарное, он не мог этому воспротивиться.

«Всё, это конец...» — мелькнуло в его мозгу.

— Нет, Мишель! — раздался рядом приглушенный окрик. — Остановись!

Чьи-то руки, тонкие и изящные, обтянутые чёрными перчатками, выхватили у него бластер. Подняв ошалелый взгляд, Тьерри увидел перед собой стройную человеческую фигуру, с головы до ног облачённую в облегающий комбинезон, похожий на тот, который надевают под скафандр. Открытой оставалась лишь верхняя половина лица, и оттуда на Тьерри смотрели большие карие глаза — такие знакомые и родные, ласковые и понимающие. Он узнал их сразу, мгновенно. Он просто не мог не узнать самые прекрасные в мире глаза, в которых так часто растворялся без остатка, охваченный нежностью и страстью...