А сейчас бедный сэр Мишель только и успевал подтирать слюни. И до замка вроде бы не далеко уже, но за стол его посадят лишь после серьезного разговора.

Гунтера тоже мучили гастрономические фантазии, разве что более изысканные. Больше всего ему сейчас хотелось отведать айсбайн с цветной капустой. Его отлично умел готовить повар в поместье Райхерт из собственных выхоленных, лоснящихся поросят, но Гунтер иногда заказывал его себе и друзьям, когда они, отмечая чей-то день рождения, помолвку или просто хороший солнечный день, устраивались в одном из милых маленьких ресторанчиков на окраине Кобленца.

Вспомнился один забавный случай, когда он привел в такой вот ресторанчик очередную подружку, заказал любимый айсбайн, а девица, узнав, что это свинина, раскапризничалась на счет своей фигуры, будто она растолстеет так, что в дверь не пройдет, если съест хоть кусочек жирного мяса. Гунтер попытался утешить ее, сказав, что особенно не расстроится, если она чуть пополнеет (девица та чересчур увлекалась всевозможными диетами и сильно смахивала на ходячий скелет), а подружка, восприняв его слова как страшное оскорбление, пулей вылетела из зала. Гунтер молча дожевал свою порцию, запил пивом и отправился домой. Больше они не встречались.

Наконец, путники выбрались из леса на луг, пересеченный неширокой дорогой. Впереди высился неровный обрывистый холм, на вершине которого стоял замок барона де Фармера.

Гунтер приостановился, залюбовавшись открывшимся зрелищем. Снова появилось ощущение нереальности увиденного, будто он смотрит на красочную картинку из детской книжки про рыцарей или на декорации, оформлявшие его любимую полку в магазине игрушек, охватило его.

На самом краю обрыва стояла башня-донжон, ее охватывала невысокая стена с широкими зубцами, тянулась по кромке и закруглялась в лесу, подступившим к самому замку. Вокруг холма росли высокие сосны и ели, и издали казалось, будто подходов к замку нет. Гунтер сперва удивился, почему крепостная стена настолько низкая, но после догадался: для того, чтобы проникнуть в замок следовало для начала преодолеть крутой каменистый обрыв, а это, учитывая современный уровень техники, практически невозможно. Кроме того, осаждаемым легче и быстрее взбираться на стену, забрасывать нападающих камнями и поливать всякой дрянью — кипящей смолой, расплавленным воском, свинцом. Да уж, сэр Мишель прав был — мало кто решится взять с боем такую цитадель.

— Впечатляет, однако, — пробормотал Гунтер. — Красиво.

— Век бы мне этой красоты не видеть. — буркнул сэр Мишель, исподлобья оглядывая приземистую широкую, сложенную из необработанного камня башню донжона. — Как есть, прогонят нас. И пожрать не дадут. И проклятый Уилл наверняка нажаловаться успел. Ему-то по дороге да на коне добираться всего ничего.

— На что это нажаловаться? — отшельник строго посмотрел на рыцаря, мигом смешавшегося под его взглядом. — Чем ты обидел нашего славного сакса? Он, между прочим, человек добрый и богобоязненный, как все англичане…

На этот раз Гунтер не успел вмешаться. Он продолжал оглядывать мрачноватые стены Фармера и совершенно не обратил внимания на то, как сэр Мишель полушепотом, косясь на Гунтера и изредка осеняя себя крестом, принялся излагать отцу Колумбану события минувшей ночи. Отшельник слушал, затаив дыхание.

Наконец, до германца стал доходить смысл долетавших обрывочных фраз рыцаря, и он похолодел. Иисус и Святая Дева, нашел кому растрепать! Все, теперь старый монах немедля побежит в ближайший монастырь, а то и к епископу с жалобой на неизвестного иноземца, толковавшего с дьяволом! И инквизиция появится на сотню лет раньше. Специально для Джонни де Райхерта… Интересно, на костре умираешь сразу от удушья или все-таки придется поджариться живьем? Ничего, скоро выяснится…

Гунтер напряженно ждал реакции отшельника на повесть сэра Мишеля — краткую и скупую на детали, но все же четко проясняющую суть произошедшего. Святой отец хмурился, качал головой, вздыхал украдкой, несколько раз бросал на оруженосца сэра Мишеля многозначительные взгляды, в которых, впрочем, не сквозила враждебность, и пока молчал. Уже когда до ворот Фармера оставалось не больше пятидесяти шагов, отец Колумбан вдруг протянул руку, взял Гунтера за плечо (тот аж вздрогнул) и, приостановившись, раздельно и тихо произнес:

— Боишься?

— Чего? — округлил глаза Гунтер. Он и вправду боялся.

— Тебе совершенно не следует беспокоиться. Я никому не скажу. А ты приходи как-нибудь вечерком — поговорим, побеседуем. Приходите вдвоем.

Гунтер внимательно посмотрел в глаза старого священника. Одна доброта и ничего больше. Еще, может быть, сострадание. Нет, отец Колумбан не продаст… Костер отменяется.

— Придем, — кивнул Гунтер. — сэр Мишель-то дорогу знает?

— Зна-ает, — махнул рукой отшельник. — Да тут у любого спроси — сразу укажут.

Отец Колумбан наклонился к уху германца, неожиданно подмигнул и хрипло прошептал:

— Ты первым делом одежку-то поменяй. А то вырядился не по-нашему совсем. Меньше замечать будут.

Отшельник потрепал Гунтера по плечу, ухмыльнулся в бороду и, крепко взяв за локоть настороженно-мрачного сэра Мишеля, повел его по огибающей холм дороге к южной части замка, к воротам. Гунтер, вздохнув, поплелся вслед. У него осталось странное впечатление, что отец Колумбан не слишком-то удивился и ужаснулся рассказу сэра Мишеля о явлении Лорда и беседе с ним. Впрочем, если судить по поведению рыцаря, то и он не слишком растерян — за все утро, начиная от купания в лесном овражке рыцарь ни единым словом не обмолвился о ночном госте, хотя Гунтер предполагал, что насквозь пропитанное суеверием сознание человека из двенадцатого века должно быть серьезно травмировано подобным событием. Или сэр Мишель просто предпочитает не поминать всуе имя Князя Ночи?