Шрифт:
Вася принял водку, выпил, не закусывая, и запел. Странную песню запел. И даже тетя Тая заплакала, когда ее слушала.
Брала русская бригада
Галицийские поля.
И достались мне в награду
Два железных костыля…
Из села нас трое вышло,
Трое первых на селе.
И остались в Перемышле
Двое гнить в чужой земле.
Я приду в село родное,
Дом сложу на стороне,
Ветер воет, ноги ноют,
Будто вновь они при мне…
32
Костик бродил вокруг дома Гвоздевых. Сперва прятался за деревьями, потом и прятаться перестал, не очень-то беспокоясь, что кто-то из проходящих мимо людей или самих хозяев его заметит.
Глупо, он и сам это понимал, торчать дурачком, когда в чужом доме происходит праздник.
А что праздник в разгаре, можно было понять и по музыке, и по голосам, что слышались с веранды. Его слух был настроен лишь на один голос – Кати. Временами казалось, что он слышит, он был уверен, что слышит, хотя слов разобрать он не мог… Но разве дело в словах!
И он томился, поедая себя живьем в своих сомнениях, ибо догадывался, что за праздник возможен сегодня в доме, но отвергал, отстранял от себя эту, невозможную для него, очевидность.
Хотелось ему думать, что неведомый Чемоданчик закатил очередную пьянку, и Катя, его Катя, не смогла этой пьянки избежать… Но избежит же! Он верил, что она, обещавшая к нему прийти, непременно придет, и все станет на свои места. Важно ее дождаться, чтобы… Да и без чтобы, просто дождаться, увидеть, вот и все.
Выскочил разгоряченный праздником Толик. Попав со света в сумрак сада, он не сразу увидел Костика.
Огляделся и направился к калитке, напевая песенку:
Чтобы крепче ты меня любила
И дарила мне свой поцелуй,
Для тебя достану кус я мыла,
Хочешь, мойся, а хочешь, торгуй…
Костик шагнул ему наперерез. Еще слова не успел сказать, как Толик, ничуть не удивившись, протянул:
– Дежуришь?
– Толик! – окликнул Костик, пытаясь его задержать.
Тот обернулся.
– Восемнадцать лет как Толик! Ну и что?
– Помоги!
Толик смотрел мимо своего приятеля, на калитку, и продолжал напевать, наверное, ему было весело:
Я кровать твою воблой обвешаю,
Чтоб приятней и крепче был сон.
Этой воблы тебе я навешаю,
Если хочешь, так целый вагон!
– Ну помоги! – повторил умоляюще Костик. – Как друга… Прошу…
Толик замедлил шаг, остановился.
– Я тебе встречу устроил? – спросил сурово.
– Да.
– В подвале?
– Да.
– Ну и что?
Костик пробормотал, опустив голову:
– Она обещала…
– Да ну?
– Правда.
– А это – что? – Толик кивнул в сторону террасы, и, будто в ответ на его слова, там громко рассмеялись. Смех этот был, точно, Катин.
Костик сильней побледнел, поняв, на что намекает его дружок.
– Пойди, выпей за Катькино счастье. И замри на этом!
– Я не пью, – сказал Костик. – А она – сама?
– Цветет и зреет, – подтвердил Толик. – Ух, как им горько! Сундуков просто млеет из себя!
– Толик! – вскрикнул Костик и кулаки сжал. – Позови, ну?
– Не психуй, – попросил тот. – Психам сегодня выходной… Ты что от нее хочешь-то?
– Не знаю, – ответил он. Он, и правда, ничего теперь не знал, кроме одного, что ему надо ее увидеть. Надо, и все.
Толик в задумчивости покачал головой, никак не одобряя своего сумасбродного дружка. Но думал он в это время о своем.
– Слушай, – спросил. – Касса на вокзале сейчас работает?
Костик тупо молчал, что он мог понимать в кассах. В это время на террасе стали слышны голоса, и один из них, женский, громко спросил: «А Толик где? Вы не видели Толика?»
– Ох, Зинаида! – пробормотал Толик, оглядываясь в сторону дома. – Так и следит, следит… Вот что у баб во все времена развито, так вот этот локатор! – И он показал на нос. Он сложил руки рупором и крикнул в сторону веранды: – Иду! Сейчас иду!
Он с сожалением посмотрел в сторону калитки, вздохнул. Но вдруг его осенило.
– Слушай! Сходи-ка на вокзал, – попросил он Костика. – Это полезней, чем тут без пользы ошиваться… Сходи! А?
– Зачем? – спросил тот, явно никуда не желая уходить.