— Ладно, — сказал мистер Ордз. — Хоть я и звонил вчера ночью, это не значит, что я постоянно надоедаю полиции.

Единственным связанным с телевидением человеком, которого мистер Ордз знал, был его племянник Рафаэль. Он работал техником на телестудии. На следующий день во время обеденного перерыва мистер Ордз встретился с Рафаэлем. Разговор состоялся короткий.

— Мне кажется, это скотство так допекать человека, — пожаловался мистер Ордз. — Может быть, это грубая шутка, но зачем растягивать ее на целую неделю. Что, если меня в самом деле хватил бы удар?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Рафаэль, уплетая банан.

Он сидел на банановой диете и за обедом съел их несколько штук.

— Телевизор, — сказал мистер Ордз. — Я имею в виду, что с ним происходит.

— Да починю, починю я его, — сказал Рафаэль. — Чего ты стесняешься? Был бы ты посторонним, а родственнику я починю за так. Не вижу, чего тут стесняться. Стыдно ходить вокруг да около. Если твой телевизор сломался, я его починю. Неважно, что я с этими чертовыми штуками и так вожусь целыми днями. Ты мне ничего не будешь должен. Купишь мне гроздь бананов, и будем квиты. Паршивая диета, если не научишься себя обманывать. А я научился себя обманывать.

— Ты не понимаешь, что происходит, — беспомощно сказал мистер Ордз. — А у меня нет сил объяснять тебе.

Он вернулся на свою работу, а ночью не стал тянуть и ровно в два включил телевизор. Церемониймейстер был одет как ряженый для колядок в День всех святых.

— Итак, сегодня среда, — начал он, — и старое…

Мистер Ордз прервал церемониймейстера на полуслове, переключив телевизор на другой канал. Он подождал минут пять. В тишине были слышны удары его собственного сердца, из-за чего он занервничал и стал массировать себе грудь, пытаясь замедлить пульс. Он снова повернул переключатель, и церемониймейстер продолжил предложение:

— …сердце все еще бьется, но ты должен помнить, что… Мистер Ордз повернул ручку и на этот раз выждал минут десять, снова пытаясь унять сердцебиение. Потом он еще раз переключил канал и услышал продолжение той же фразы:

— …я создаю кумулятивный эффект. Для меня будет лучше, гораздо артистичнее, если я завершу это дело в конце недели. Вроде как постепенно нагнетать обстановку, а потом окончить спектакль, то бишь покончить с тобой, прямо под занавес. Что такое?

Церемониймейстер сложил ладонь лодочкой и приставил ее к уху, а потом сказал:

— Ага, Ордз, мне говорят, что ты там пытаешься баловаться с переключателем каналов, и тебя шокирует, что ты не можешь пропустить ничего из сказанного, даже если вообще выключаешь телевизор. Мне наплевать, шокирован ты или нет. Вообще-то, чем сильнее шокирован, тем лучше. Хотя я бы предпочел, чтобы ты не подох до конца недели.

Мистер Ордз встал перед телевизором и сказал:

— Я еще с тобой не разговаривал, но ты меня разозлил. А когда я по-настоящему разозлен, мне на все наплевать. Я могу по чему-нибудь ударить и не чувствовать никакой боли. В таком состоянии я не боюсь сердечных приступов, докторов, ударов в лицо, и самой смерти могу плюнуть в глаза. Это не имеет никакого отношения к моему росту, слабым рукам или дряблому животу. Должен тебе сказать, что сейчас я разъярен. А когда я разъярен, то внезапно становлюсь красноречивым, не боюсь никого и могу добраться до горла противника. Мне все равно, кто ты такой. Ты явился сюда и довел меня до бешенства. Поэтому клянусь, что я до тебя доберусь. Я знаю, что смогу это сделать, потому что в таком состоянии меня ничто не остановит.

— Успокойся, — сказал церемониймейстер, закуривая сигарету. — Сядь. Хорошо, я признаю, что ты меня несколько обескуражил. Но это ничего не меняет. Я действительно нахожусь в студии, но она очень хорошо замаскирована, и никто в мире не догадается, где она оборудована. Поэтому весь твой гнев ничего не может изменить. Так что успокойся немного, и ты поймешь, что я имею в виду. Пой, Конни!

Певица с угрюмым лицом вышла на этот раз одетая школьницей — в свитере и короткой юбочке. Ожидая, пока заиграет музыка, она переминалась на одной ноге, изображая невинность. Мистер Ордз закричал:

— И ее я слушать не собираюсь.

— Кто сказал? — спросил церемониймейстер, в панике приподнимаясь со стула. — Вот не было заботы. На этом проклятом телевидении ничего нельзя держать в секрете. Ну, хорошо, ты можешь выбирать из трех номеров. «Эльбайя» — танцоры в стиле фламенко, жонглеры из «Труппы Орсона» и «Акробаторама Алонсо».

— Я посмотрю «Акробатораму», — сказал мистер Ордз и еще раз погрозил телевизору кулаком. — Но это не значит, что я соглашаюсь участвовать в этом идиотизме или больше не собираюсь с тобой расквитаться. Просто мне нравятся акробаты, и я никогда не отказываюсь их посмотреть. А потом, после твоих дурацких новостей, пойду спать.

Мистер Ордз уселся в кресло и стал смотреть выступление акробатов, которые несколько раз выходили на «бис».

Перед камерой снова появился церемониймейстер. Он сменил костюм ряженого на клубный пиджак и курил сигарету.

— Ладно, сейчас перейдем прямо к новостям. Я действительно немного обескуражен, не стану отрицать. Уж не думаешь ли ты, что всю эту неделю я занимаюсь тем, чем хотел бы? Просто мне необходимо получить этого чертова спонсора и убраться отсюда. На сегодня все, остается только обзор катастроф. Ты мне нравишься больше, чем я ожидал, поэтому я договорился о том, чтобы добавить спортивные новости. Сейчас будет сюжет о футбольной команде. Все до единого игроки разбились на автобусе в Нью-Мексико. Тоже спорт в некотором роде.