–  Одну из ее шуток я тебе сейчас покажу, - сказал Херера со знакомой мне ацтекской улыбкой и жестом фокусника вынул из кармана нечто вроде свистка без мундштука, снабженного небольшим баллончиком.
– Не мое изобретение, - поспешил он заверить меня.
– Эту штуку называют свистком Гальтона ‹свисток, работающий по принципу ультразвуковых волн›, а кто такой Гальтон, я и сам толком не знаю. А теперь гляди в оба и слушай.

Он сжал баллончик и направил свисток на Малую Наседку. Я ничего не услышал, но вздрогнул от отвращения, когда резинообразная масса начала отступать, образуя полусферическое углубление.

–  Не пугайся, companero. Иди за мной.
– Он протянул мне электрический фонарик. Я послушно включил его. Играя свистком, Херера направлял неслышимые ультразвуковые волны на Малую Наседку, и она пропускала нас все дальше и дальше, пока углубление не превратилось в сводчатый коридор, полом которому служило бетонное основание гнезда Наседки.

Ступив под своды коридора, Херера приказал: - Не отставай.
– Сердце мое замирало от страха, но я последовал за Херерой. Мы продвинулись еще немного. Своды коридора поднялись, образуя купал, а за нашей спиной коридор становился все уже и уже…

Мы находились внутри Малой Наседки, в полусферическом пузыре, медленно двигавшемся сквозь стотонную серо-коричневую резинообразную массу.

–  Посвети-ка на пол, companero, - сказал Херера, и я направил луч фонаря вниз. Бетонный пол был исчерчен какими-то линиями, которые на первый взгляд казались хаотичными, но Херера прекрасно ориентировался по ним. Мы продвинулись еще на несколько дюймов, и в голове у меня вдруг мелькнула мысль - а что если свисток Гальтона откажет?…

Прошла, казалось, вечность с тех пор, как мы начали бесконечно медленно продвигаться в глубь Малой Наседки, но вот луч фонаря упал на металлический полукруг на полу. Херера остановился, и я увидел под ногами крышку люка. Херера трижды топнул по крышке ногой. Она тут же открылась.

–  Прыгай, - приказал он мне, и я, не раздумывая, прыгнул вниз. Упав на что-то мягкое, я лежал, дрожа от страха. Через секунду рядом со мной упал Херера, и крышка люка над нами захлопнулась. Херера поднялся, потирая руку.

–  Ну и работенка, - сказал он.
– Нажимаешь, нажимаешь, а сам ни черта не слышишь. Когда-нибудь свисток разладится, а я даже и не замечу… - Он снова улыбнулся.

–  Джордж Гроуби - Ронни Боуэн.

Херера представил меня низкорослому флегматичному потребителю в костюме служащего.

–  А это Артуро Денцер.
– Денцер был совсем юн и заметно нервничал.

Я находился в небольшом хорошо освещенном помещении, похожем на контору, с бетонным полом и вентиляционными установками. Здесь стояли столы и переговорное устройство. Трудно было поверить, что выбраться отсюда можно лишь через бурую неправдоподобную массу Малой Наседки. Но еще труднее поверить, что только крохотный свисток Гальтона может сдвинуть с места это огромное чудище.

Разговор начал Боуэн.

–  Рады видеть тебя здесь, Гроуби, - сказал он.
– Херера утверждает, что ты не лишен смекалки. Я не сторонник бюрократических формальностей, но все же хотелось бы знать, кто и что ты.

Я выложил ему то, что знал о Джордже Гроуби, и он все записал. Когда я упомянул о низком уровне «своего» образования, он подозрительно поджал губы.

–  Скажу прямо, ты не производишь впечатление парня малообразованного.

–  Сами знаете, как это бывает, - пояснил я.
– В детстве я много, читал, был наблюдателен. Нелегко расти в семье, где пятеро детей. Ты и не самый старший, чтобы тебя слушались, и не самый младший, чтобы тебя баловали. Чувствовал себя заброшенным, а поэтому и старался наверстать, что мог.

Он удовлетворился моим объяснением.

–  Что ж, молодец. А что ты умеешь делать?

–  Я? Пожалуй, мог бы написать листовку получше той, которую вы распространяете.

–  Вот как? А что еще?

–  Ну, и вообще пропаганда. Можно пустить слухи, а люди даже не сообразят, что слухи распускают кон… то есть мы. Слухи, которые вызовут недовольство, заставят роптать.

–  Недурная мысль. Например?

Голова у меня работала неплохо.

–  Например, пустить в столовой слух, что научились вырабатывать новый вид белка. На вкус он точь-в-точь как ростбиф и стоит всего доллар за фунт. Сказать, что о нем объявят через три дня. А когда пройдут обещанные три дня и никто ничего не объявит, можно отпустить шуточку вроде такой: «Какая разница между ростбифом и Малой Наседкой?» Ответ: «Разница - 150 лет прогресса». Такие шуточки всегда схватывают на лету, и, смотришь, люди с удовольствием начнут вспоминать старые добрые времена.

Придумать все это было для меня сущим пустяком. Мне не впервые приходилось пускать в ход смекалку, чтобы расхваливать с моей точки зрения никуда негодные вещи.

Боуэн записывал все на бесшумной пишущей машинке.

–  Неплохо, - сказал он.
– Очень остроумно, Гроуби. Мы попробуем. Но почему именно три дня?

Не мог же я ему объяснить, что три дня - это тот оптимальный срок, когда слухи неизбежно выходят за рамки узкого круга и становятся достоянием всех. Вместо этого я смущенно пробормотал: