Я почти дошел до машины, когда отражения на мокрой мостовой и в витринах магазинов внезапно исчезли. Резко обернувшись, я увидел, что светящаяся вывеска над кинотеатром тоже погасла. Здание оставалось в темноте добрых десять секунд — дольше, чем в предыдущие среды, затем огни вспыхнули с новой силой.

Напуганный происходящим, я бросился к машине и увидел опознавательные знаки полиции. Одно из окон открылось, и оттуда высунулась голова патрульного.

— Сюда, — закричал я. — Скорее!

— Что случилось? — твердым голосом спросил полицейский.

— Я… Я объясню потом. — Тут я услышал быстрые шаги и, обернувшись, увидел, как ко мне во весь опор несется Портер Хастингс. Он выскочил на улицу, даже не надев пиджак. У меня появилось нехорошее предчувствие.

— Джим, — задыхаясь, произнес он. — Тебе нужно скорее туда. Там черт знает что творится…

— Что ты имеешь в виду? — Вопрос прозвучал чисто риторически, потому что внезапно я понял, что случилось. — Ты пустил тот кусок фильма, как я тебе говорил?

— Конечно. — Даже в такой ситуации Портер сумел всем своим видом передать возмущение по поводу того, что кто-то усомнился в его профессионализме.

— Те самые кадры, что были заряжены?

На его лице появилось виноватое выражение.

— Ты ничего про это не говорил. Я прокрутил чуть вперед, чтобы посмотреть, что это такое.

— А ты отмотал пленку обратно к нужным мне кадрам?

Времени, да и необходимости отвечать на вопрос не было, потому что в этот момент в конце улицы началось что-то невероятное. Полицейские в машине, Портер Хастингс и я увидели, сцену, какой на Земле не видел никто уже более полутора тысяч лет: из тесного помещения кинотеатра на улицу вырывался римский легион в полном боевом облачении. Блестя шлемами, щитами и короткими мечами, они быстро построились под вывеской кинотеатра в плотное каре, готовые отразить нападение любого, кто к ним приблизятся. А над их головами (тогда а, видимо, был не в состоянии оценить иронию) горела моя неоновая вывеска: КОЛИЗЕЙ.

— Этому должно быть какое-то объяснение, — произнес один из полицейских, протягивая руку к радиотелефону для связи с участком, — и для вашего же блага оно должно быть убедительным.

Я мрачно кивнул. У меня было для них вполне убедительное объяснение, вместе с тем возникшее у меня тяжелое чувство подсказывало, что моим скромным ретроспективным показам по средам пришел конец.

[3] Перевод Б. Белкина

— Думаю, что могу вам помочь, — произнес слабый голос. — Я хочу покончить с собой.

Лоример удивленно поднял глаза. Даже в полумраке бара было видно, что подошедший к столику усталый мужчина болен. Его узкие плечи уныло сутулились под старым плащом, придавая фигуре женственный вид, в глазах на бледном удлиненном лице тлело отчаяние.

— Я хочу покончить с собой, — повторил незнакомец.

— Не кричите. — Лоример оглядел бар и с облегчением убедился, что их никто не слышал. — Садитесь.

Незнакомец опустился в кресло и, понурив голову, застыл.

Глядя на него, Лоример почувствовал разгорающееся возбуждение.

— Хотите выпить?

— Если угостите, не откажусь.

— Возьму вам пива. — Лоример нажал нужную кнопку, и через несколько секунд из раздаточного отверстия появилась кружка темного пива. Незнакомец равнодушно принял кружку и пригубил.

— Как вас зовут? — спросил Лоример.

— Это имеет значение?

— Лично мне плевать, но надо же как-то к вам обращаться. Кроме того, я должен знать о вас все.

— Раймонд Сэттл.

— Кто вас прислал, Раймонд?

— Не знаю его имени… Официант из «Фиделио», рыжеволосый.

Лоример задумчиво смотрел на собеседника, недоумевая, что может довести человека до такого состояния. Судя по манере речи, Сэттл относился к кругу образованных людей, но, с удовольствием отметил Лоример, именно таких обычно легко ломают жизненные невзгоды.

— Скажите, Раймонд, — начал он, — у вас есть родственники?

— Родственники? — Сэттл угрюмо смотрел в кружку. — Всего один. Девочка, ребенок.

— Вы хотите, чтобы деньги достались ей?

— Моя жена умерла в прошлом году, малышка в приюте. — Губы Сэттла растянулись в подобии кривой улыбки. — Очевидно, меня сочли неспособным обеспечить ее воспитание. Будь у меня деньги, в епископате, вероятно, закрыли бы глаза на недостатки моего характера, но, увы, я не могу заработать денег. По крайней мере, обычным способом.

— Понятно. Уж так нам повезло — родиться на Орегонии.

— Я не знаю, что такое везение.

— Жизнь гораздо проще на таких планетах, как Авалон, Моргания, даже на Земле.