— Я редко пользуюсь шахо, — сказал он. — Чаще он служит мне для связи на расстоянии. А ты, Чамино?

— Я тоже. Но сейчас очень уж сильный ветер. Он тоже выключил какую-то кнопку, и его прибор летел сбоку на определенном, заданном ему расстоянии. Когда Чамино ненадолго останавливался, его верный шахо тоже замедлял полет. И расстояние между прибором и Чамино оставалось неизменным. Так прирученный конь бежит вслед за своим хозяином.

Но вот Чамино протянул руку и взял свой шахо… Обращаясь к кому-то неизвестному, он крикнул:

— Лоча! Ты слышишь меня? Лоча! Это я, Чамино.

В воздухе, непонятно даже откуда, прозвучал мелодичный женский голос:

— Я слушаю тебя, Чамино!

— Где ты сейчас?

Тот же самый девичий голос ответил:

— Мы с подругой во Дворце Мелодий. Возвращаемся домой. А ты?

— Мы были во Дворце Бумерангов. Первенство завоевал Акачи. Он сразу же попал прямо в глаз.

Второй фаэтонец спросил у Коли:

— Ты давно видел Лочу?… Она стала очень хорошенькой, — и, повернувшись к Чамино, добавил: — Только ты, Чамино, молчи. Не говори ей…

При имени Лочи Колю словно бы окатила какая-то теплая волна. Он вспомнил себя мальчиком, сыном беловолосого советника — единственного беловолосого, имевшего свободный доступ во Дворец Бессмертного. Вот он, маленький, разрумянившийся от мороза Акачи, летит над столицей безграничных владений Бессмертного. Сейчас лето, и мороз не такой сильный, как был тогда. Да и генераторы подогревают воздух до самых туч. Мальчик размахивает полами плаща, грудь у него открыта, пальцы мерзнут, а дышится свободно и легко. Вокруг него, словно птенцы, впервые выпорхнувшие из гнезда, кружат дети советников и жрецов. Им очень весело. Они ловят снежинки, собирают их пальцами со своих плащей, лепят маленькие снежки и швыряют их друг в друга.

Акачи тоже бросил снежок в какую-то двигающуюся девичью фигурку. Девочка оглянулась и засмеялась. Ее лицо облеплено влажным снегом, а черные вьющиеся волосы мокры. Ниточки белых зубов, сочные губы и глаза, напоминающие две мерцающие звезды. А как она смеется! Акачи еще никогда не слышал такого мелодичного смеха.

Они и не заметили тогда, как остались вдвоем посреди белого водоворота снежинок.

— Ты теперь на какой ступени разума? — спросила его Лоча.

— На шестой… А ты?

— Я только на пятой. До свидания!.. Мой учитель живет здесь…

Она полетела вниз и растаяла, словно снежинка.

Потом Акачи встречал ее несколько раз в Храме Бессмертного, где дети советников одуревали от запахов святых кореньев, слабо чадящих в золотых кадильницах. Это был не тот храм, в котором жил сам Бессмертный, — туда не пускали никого, кроме избранных советников и жрецов. Но это был один из величественных храмов, окружавших Дворец Бессмертного, поэтому служба в нем велась очень строго. Здесь не разрешалось ни говорить, ни двигаться.

Акачи издалека смотрел на Лочу и думал вовсе не о Бессмертном, а о ней. Она почти взрослая. У нее уже другие учителя, потому что она прошла восемь ступеней разума, необходимых для фаэтонской девушки. Акачи знал, что Лоча — сестра Чамино, с которым он дружит. Может быть, именно поэтому Акачи не заходил к своему товарищу, хотя тот не раз приглашал его. Теперь Акачи не отказался бы от такого приглашения. Но Чамино помнил его предыдущие отказы и, не хотел быть назойливым…

Коля-Акачи так задумался, что не заметил, как шахо выскользнул у него из рук и полетел куда-то за тучи. О том, чтобы догнать его, нечего было и думать.

— Акачи! Зачем ты отпустил шахо?

Это спросил второй фаэтонец. Чамино вступился за Колю:

— Разве ты не знаешь? Единый Бессмертный очень гневается на его отца. Об этом знает вся планета. Советник попал в большую немилость…

Вскоре они опустились на широкую матовую террасу, подсвеченную изнутри.

— Ты завтра будешь во Дворце Бумерангов? — спросил Чамино. А может, мы пойдем к Зеркалу Быстрых Ног? Я позову Лочу.

У Коли перехватило дыхание. Он так долго ждал этой встречи с Лочей! Однако он сдержал себя и ответил так, словно речь шла всего лишь о какой-то обычной прогулке:

— Хорошо, Чамиио…

Под ногами светились ступени. Юноши спускались все ниже и ниже. Наконец они оказались на широкой улице, тоже освещаемой снизу, из-под тротуара. Стены зданий с высокими сферическими крышами тоже светились. Но свет этот был мягким, неярким и не утомлял глаз.

Уличного движения, такого как на Земле, здесь не было — ни машин, ни трамваев, ни троллейбусов. Молодые и старые фаэтонцы шелестели плащами меж куполами домов и прогуливались по улицам. А улицы были вымощены хорошо отполированными плитами из какого-то металлического сплава. Это генераторы климата, излучающие невидимые лучи. Они и создавали над городами могучую тепловую завесу. Ее не мог преодолеть даже неимоверный холод, господствующий на этой далекой от Солнца планете.

Понимая, что Коля чем-то озабочен, Чамино старался выразить ему свое сочувствие:

— Единый Бессмертный совсем не считается со своими советниками. Твоему отцу очень тяжело, я знаю. За шесть тысяч оборотов мозг Бессмертного промерз, словно льдина. Он ненавидит людей за то, что у них есть не только мозг, но и живое тело.

Сказав это, он оглянулся. И в его больших глазах, таких же больших, как у Беловолосого бога, промелькнул ужас.

Потом, пожав Коле руку, он стремительно взлетел вверх и вскоре исчез за матовыми крышами, светившимися словно гигантские фонари.