— Эх, продувной ты малый, Том, да только нам все известно!

Он был отчаянно, дико влюблен и в ответ лишь беспомощно улыбался.

— Поди-ка, уже облапить ее успел, хе-хе? Надо будет тебе накинуть шиллинг.

Иногда она разрешала ему с ней прогуляться. Он стал покупать и подарки, так как заметил, что она мягче с ним обходится, если явиться с подношением. Как-то раз, в тихий вечер, он позвал ее пройтись с ним к реке.

— Фью! Там топко, грязно!

— Там красиво. И вы такая красивая…

— Чудак ты, право, чудак, мастер Пейн. Что, у тебя девчонки никогда, что ли, не было?

Он собрался с духом:

— Такой, чтобы я любил, не было.

Она пожала плечами, тряхнула головой.

— Мэри…

— Я в городе люблю гулять, — сказала она. — Девушке не годится далеко уходить с мужчиной.

— Мэри, я нравлюсь вам хоть немножко?

— Не знаю, все может быть.

— Мэри!

Но она уже затрещала про свое, про дом, в котором служила про хозяйку, горничную, повара — и про лакея, который прямо сходит по ней с ума.

— Вчера как чмокнет меня! — болтала она.

— Мэри, я вас люблю!

— Фью! — она улыбнулась.

Однажды он спросил, каково ей служить.

— А что, я всегда была у хороших господ, — сказала она.

— И тебе по душе быть прислугой?

Она ощетинилась.

— Все лучше, чем некоторые, кто, может, и рад бы пойти в услуженье, да кишка тонка.

— Я это не к тому, чтобы тебя обидеть, — оправдывался он. — Только мне неприятно думать, что ты — и вдруг прислуга.

— Думай не думай — мне-то что.

— Я же люблю тебя.

Она тряхнула головой.

— Неужели это совсем ничего не значит? Пойми ты, я тебя люблю, пойми, я умереть за тебя готов — и я не просто какой-то корсетник. Я другого хочу и сам хочу стать другим — мне целый мир нужен, чтоб отдать его тебе.

— Фью!

— Мне по силам дать тебе целый мир, — сказал он яростно.

Она подбоченилась и сделала реверанс.

— Мастер герцог, ваше высочество…

Он попытался поцеловать ее, и она со всего размаху залепила ему пощечину. Он стоял и глядел на нее, потирая щеку, невольно думая о лакее.

— Ишь, занесся, — бросила она резко. — Сам корсетник несчастный, а прислуга ему не ровня!

— Ты меня ненавидишь, да?

— Все может быть.

Он решил тогда, что больше даже не взглянет на нее, и недели две крепился, не встречаясь с нею, работал, бурча себе что-то под нос, извелся, потемнел.

— Да ты облапь ее покрепче, тюря, — советовал ему хозяин.

— Не лезьте вы ко мне, подите к черту.

— А-а. Ну, считай, что плакал твой шиллинг.

Мрачная подавленность прошла, сменилась приливом необычайной решимости. Он начнет свое собственное дело. Соблюдая бережливость, он уже скопил девятнадцать фунтов, и теперь распростился с Григом, снял старую мастерскую и водворился туда со своим инструментом и рабочим столом. Трудился с утра до поздней ночи, откладывая каждый заработанный грош, урезывая себя в еде, отказывался от малейших удовольствий, от вина, от книг, мечтая только о том дне, когда сможет позволить себе жениться на любимой женщине. И вот наступил день, когда он отыскал ее и спросил, пойдет ли она за него.

— Я знала, что ты вернешься, — сказала она самодовольно.

— Да, я иначе не мог.

— Тогда смотри, веди себя как полагается.

— Я хочу жениться на тебе, — отчаянным голосом сказал он.

— Фью!

— Я тебя люблю, я сделаю для тебя все на свете, ты будешь счастлива со мной…

— Болтай больше.

Но она начинала сдаваться; это было все же лучше, чем пойти за лакея, который, впрочем, с ней и не заговаривал о женитьбе; лучше, чем отвечать на заигрыванья мясника или сносить приставанья хозяина, который норовил при случае поймать ее в темной кладовке, — на мгновенье горящие, неровно посаженные глаза корсетника поманили ее, пленили, заронили в ее пустое сердечко неосознанные, туманные устремления. Она улыбнулась, присела в реверансе, и таким ликующим торжеством наполнилась душа Тома Пейна, что все поплыло у него перед глазами.

— Ладно уж, поцелуй меня, — сказала она.

Он держал ее в объятьях и знал, что больше нечего желать в этом мире.

— И помни, без глупостей насчет того, что я прислуга.

— Нет, нет, ты для меня все на свете! Какая мне разница, кем ты была. Теперь ты будешь женой Тома Пейна — и вот увидишь, тебе еще герцогини позавидуют!

— Болтай знай.

— Я разбогатею. Не вечно мне быть корсетником!

— Опять понесло… ну и чудной ты все же.