Том 6. Стихотворения
вернуться

Белый Андрей
Шрифт:

Своему двойнику

(Леониду Ледяному)

Вы — завсегдатай съездов, секций, Авторитет дубовых лбов, Афишами публичных лекций Кричите с уличных столбов. Не публицист и не философ, А просто Harlequin Jaloux, Вы — погрузили ряд вопросов В казуистическую мглу, — Вы томы утонченных мистик, Нашедши подходящий тон, Сжимаете в газетный листик, В пятисотстрочный фельетон. Корней Чуковский вас попрытче, Ю. Айхенвальд пред вами тих; Вы и не Нитче и не Фритче, А нечто среднее из них. Года вытягивая в строки Крикливых мыслей канитель, Вы — пестроногий, пестробокий Бубенчатый Полишинель.

1917

Москва

Первое мая

Первое мая! Праздник ожидания… Расцветись, стихия, В пламень и сапфир! Занимайтесь, здания, Пламенем восстания! Занимайтесь заревом: Москва, Россия, Мир! Испугав огромное Становище Каркающих галок и ворон, Рухни в лес знамен, Рухни ты, Чугунное чудовище — Александра Третьего раздутая, литая Голова! Первое мая! Первое мая! Красным заревом Пылает Москва! Вольные, восторженные груди, Крикните в пороховое марево, В возгласы и оргии орудий, Где безумствуют измученные люди: «На земле — мир! В человеках — благоволение! Впереди — Христово Воскресение…» И да будет первое мая, Как зарево, От которого загорится: Москва, Россия, Мир! В лесе Знамен, Как в венце из роз, Храбро встав На гребне времен, В голубую твердь Скажем: — «Успокойтесь, безвинные жертвы: Христос Воскресе. (Христос Воскресе из мертвых, Смертию смерть поправ И сущих во гробех живот даровав)». Первое мая! Праздник ожидания… Расцветись, стихия, в пламень и сапфир, Занимайтесь, здания, заревом восстания. Занимайтесь заревом: Москва, Россия, Мир!

<1918>

«Июльский день: сверкает строго…»

Июльский день: сверкает строго Неовлажненная земля. Неперерывная дорога. Heпepepывные поля. А пыльный, полудневный пламень Немою глыбой голубой Упал на грудь, как мутный камень, Непререкаемой судьбой. Недаром исструились долы, И облака сложились в высь. И каплей теплой и тяжелой, Заговорив, оборвались. С неизъяснимостью бездонной Молочный, ломкий, молодой, Дробим волною темнолонной, Играет месяц над водой. Недостигаемого бега Недостигаемой волны Неописуемая нега Неизъяснимой глубины.

1920

Асе («Ни да, ни нет…»)

Ни «да», ни «нет»!.. Глухой ответ — Над ливнем лет В потухший свет. Я погружен В бессонный стон: В безвольный сон Глухих времен. Ты, как вода, Струишь туда — В мои года — Ни «нет», ни «да».

1921

Больница

Пробуждение

Тянулись тяжелые годы, Земля замерзала… Из трещин Огонь, нас сжигавший годами, Теперь потухающий глухо, Сиял средиземной жарою. Гляжу: под ногами моими В твердеющих, мертвенных землях — Простертые, мертвые руки, — Простертые в муке — Умерших… А небо, — Как синие шали: Алмазами Страстными Блещет. И — снова земля отделилась; И — синяя шаль: мои крылья. И снова несут меня крылья В когда-то постигнутый Дорнах! И — там, В бирюзеющих землях, В негреющих светочах, — Дорнах! Ты — там: В розовеющих Зорях, В негреющих Светах, Как прежде… Отдаться ль, как прежде, Надежде — Росе бирюзеющей, Нелли? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вставай, подымайся в пространстве Трезвеющим светочем. Солнце!

Октябрь 1921

Ковно

Жди меня

Далекая, родная, — Жди меня… Далекая, родная: Буду — я!.. Твои глаза мне станут — Две звезды. Тебе в тумане глянут — Две звезды. Мы в дали отстояний — Поглядим; И дали отстояний — Станут: дым. Меж нами, вспыхнувшими, — Лепет лет!.. Меж нами, вспыхнувшими, — Светит свет.

1924

Москва

Марш

Упала завеса: и — снова Сурово разъяты закаты — В горбатые, Старые Скаты — — И в синие Линии Леса. Упорным размеренным шагом Проходим над черным обрывом… Блеснуло — Бесплодным Зигзагом: — — Рвануло — Холодным Порывом. Потухли, — как в пепле, — дороги; Засохли шершавые травы… Распухли Склоненные Ноги. Горят Воспаленные Веки… Оглохли, Ослепли — — Навеки!

1924

Москва

Сестре

К.Н. Бугаевой

Не лепет лоз, не плеск воды печальный И не звезды изыскренной алмаз, — А ты, а ты, а — голос твой хрустальный И блеск твоих невыразимых глаз… Редеет мгла, в которой ты меня, Едва найдя, сама изнемогая, Воссоздала влиянием огня, Сиянием меня во мне слагая. Я — твой мираж, заплакавший росой, Ты — над природой молодая Геба, Светлеешь самородною красой В миражами заплакавшее небо. Все, просияв, — несет твои слова: И треск стрекоз, и зреющие всходы, И трепет трав, теплеющих едва, И лепет лоз в серебряные воды.