Том 6. Стихотворения
вернуться

Белый Андрей
Шрифт:
2
Гарь Стелет волокна; Фонарь Поднимаю на окна — «Откройте — Мне двери! Омойте — Мне ноги!» И жути, И муть… Точно звери В берлоге — «Я — Светоч!..» — «Я — Двери!» — «Я — Путь!»
3
Крут — пребудет Воздух волен, Светел Я — Не болен. Я — Как пыл Далеких колоколен Будет То, что было — Столько Раз: — «Мыло, Полотенце, Таз!..» . . . . . . . . . . Только Петел Ответил

1904 1931

В окне тюрьмы

Бросило блекло Время — В стекла Моей тюрьмы — Гнет, Тень, Бремя — Вой Злой Зимы. Лес Весь В снеге… Галка, Дым деревень… Ветер — в поспешном беге Ткет Ночи тень Здесь — Рушусь в ночь я, — Рушусь В провалы дня… Клочья Вьюжные — бросятся… Сроки минут Уносятся, — — Не унесут Меня.

1905, 1925

Разуверенье

Как нам уйти От терпких этих болей? Куда нести Покой разуверенья? Душе моей Еще — доколь, доколе? — Душе моей Холодные волненья? Душа — жива: Но — плачет невозбранно; Земля мертва… Пройдут и не ответят Но — там: смотри!.. В огни зари, — туманно. В огни зари — Иные земли светят. Воздушный путь! Яснеющие земли! И зреет высь, И зреет свет пустыни! Но здесь — пребудь До века ты отныне… Ты покорись — И долгий мрак приемли. Пусть он растет! И вновь склонись послушно Душой немой… И жди: и час настанет… И водомет Своей струёй воздушно, Своей струёй, Как некий призрак, встанет Бесследны дни, Несбыточны волненья. Мы — искони В краю чужом, далеком. Безвременную Боль разуверенья — Безвременную Боль — замоет током.

1907, 1921

Солнечный дождь

Подсолнечный дождик В лазурь Омолненным золотом Сеет; С востока — вечерняя Хмурь; И в лоб — поцелуями Веет. В полях — золотые Снопы Вечернего, летнего Света. И треплется тополь С тропы, Как влепленный в лепеты Лета. В объятиях облака Спит — Кусок голубого Атласа; И звездочка — ясно Слезит, Мерцая из мглы Седовласой. Я — милые щебеты Пью, И запах полыни Не горек. Тебя узнаю: — Узнаю! Из розовых, розовых Зорек. Ты? Нет — никого… Только лен — У ног провевает Атласом; Да жук, пролетая Под клен, Зажуркает бархатным Басом, — Да месяц, — белеющий Друг, — Опалом очерчен Из сини; Да тускло остынувший Луг Под ним серебреет, Как иней.

1905, 1931

Помойная яма

Бросила красная Пресня В ветер свои головни… Кончено: старая песня — Падает в дикие дни. В тучи горючие, в крики — Тучей взметаемый прах… Те же — колючие пики, Кучи мохнатых папах. Спите во тьме поколений, Никните в грязь головой, Гните под плети колени, — Дети семьи трудовой! Будет, — направленный прямо В нас орудийный огонь… Та же помойная яма Бросила тухлую вонь. В то же слепое оконце, В злеющий жужелжень мух И в восходящее солнце — Пухнет мохнатый паук.

1906, 1925

Японец возьми

Муха жужукает в ухо, Пыльная площадь — пуста… В пригород, тукнувший глухо, Желтая ступит пята. Крик погибающих братии Встанет в пустой балалай, Лай наступающих ратей Слышишь ли, царь Николай? В блеск восходящего солнца, Став под окошко тюрьмы, Желтая рожа японца Выступит скоро из тьмы. Тухни, — помойная яма! Рухни, — российский народ! Скоро уж маршал Ояма С музыкой в город войдет.

1906, 1925

Вставай

В черни людского разроя Встал параличный трамвай; Многоголового роя Гул: «Подымайся… Вставай…» Стекла каменьями бьются: Клочья кровавых знамен С площади в улицы вьются, — В ворохе блеклых времен. Улица прахами прядет, — Грохяет сердитым свинцом; Ворон охрипнувший сядет Над восковым мертвецом.

1907, 1925

Город («Выпали желтые пятна…»)

Выпали желтые пятна. Охнуло, точно в бреду: Загрохотало невнятно: Пригород — город… Иду. Лето… Бензинные всхлипы. Где-то трамвай тарахтит. Площади, пыльные липы, — Пыли пылающих плит, — Рыщут: не люди, но звери; Дом, точно каменный ком, — Смотрится трещиной двери И чернодырым окном.