Том 6. Стихотворения
вернуться

Белый Андрей
Шрифт:

1908

Дедово

Рок

Твердь изрезая молньи жгучей Копиевидным острием, Жизнь протуманилась — и тучей Ползет в эфире голубом. Всклубились прошлые годины Там куполами облаков. А дальше — мертвые стремнины В ночь утопающих веков. За жизнь, покрытую обманом, Ужалит смертью огневой Повитый ледяным туманом Тучегонитель роковой. Восстанет из годин губитель В тумане дымно грозовом, Чтоб в поднебесную обитель Тяжелый опрокинуть гром. Копиеносец седовласый, Расплавленное копие, В миг изрывая туч атласы. На сердце оборви мое.

Июль 1908

Дедово

Просветление

Ты светел в буре мировой. Пока печаль тебя не жалит. Она десницей роковой В темь изначальную провалит. Веселье xмельное пьяно. Всё мнится что восторг пронижет. Гортань прохладное вино Огнистою cтpyею лижет. Испил: — и брызнувший угар Похмельем пенистым пылится. И кубок ядовитых чар, Опорожненный, чуть дымится. Нет, он меня не обожжет: Я возлюбил души пустыню. Извечная, она лиет Свою святую благостыню. Извечная, она, как мать, В темнотах бархатных восстанет. Слезами звездными рыдать Над бедным сыном не устанет. Ты взору матери ответь: Взгляни в ее пустые очи. И вечно будешь ты глядеть В мглу разливающейся ночи. Вот бездна явлена тоской, Вот в изначальном мир раздвинут… Над бездной этой я рукой Нечеловеческой закинут. Ее ничем не превозмочь… И пробегают дни за днями; За ночью в очи плещет ночь Своими смертными тенями.
* * *
Вздохнешь, уснешь — и пепел ты, Рассеянный в пространствах ночи… Из подневольной суеты Взгляни в мои пустые очи, — И будешь вечно ты глядеть, Ты, — бледный, пленный, бренный житель — За гранями летящих дней В теней прохладную обитель…

1907

Париж

Время («Еще прохладу струй студеных…»)

Еще прохладу струй студеных Не иссушил жестокий круг… Здесь, в переливах я зеленых — Твоих, необозримый луг. Ветров раскатистые гулы. Всё где-то это видел взор. Всё тот же топчет дед сутулый Рассыпчатый цветов ковер. Проходит дед стопою лютой. Пройди — но цвет полей не тронь… Идет: на плуг ложится круто Шершавая его ладонь. Необозримых пашней пахарь — Над зацветающей весной… Круговоротов грозных знахарь, Яви же жирный перегной. Для прозябанья мыслям-зернам! Воскинь секущим острием Над луговым, корнистым дерном Хаоса мрачный чернозем! Косматые склонил седины. Прости же, непопранный луг! Взрезает мягко дерновины Лениво лязгающий плуг. Онучею истопчет хворост И гребни острые кремней. Над бархатами свежих борозд Да всходит свежесть зеленей. Так лет мимотекущих бремя Несем безропотные мы, Когда железным зубом время Нам взрежет бархат вечной тьмы. Ты скажешь день; и день обманет. Он — вот: но голову закинь — Гляди: и в хмурый сумрак канет Его сапфировая синь.

1907

Петровское

Посвящения

Льву Толстому

Ты — великан, годами смятый. Кого когда-то зрел и я — Ты вот бредешь от курной хаты, Клюкою времени грозя. Тебя стремит на склон горбатый В поля простертая стезя. Падешь ты, как мороз косматый, На мыслей наших зеленя. Да заклеймит простор громовый Наш легкомысленный позор! Старик лихой, старик пурговый Из грозных косм подъемлет взор, — Нам произносит свой суровый, Свой неизбежный приговор. Упорно ком бремен свинцовый Рукою ветхою простер. Ты — молньей лязгнувшее Время — Как туча градная склонен: Твое нам заслоняет темя Златистый, чистый неба склон, Да давит каменное бремя Наш мимолетный жизни сон… Обрушь его в иное племя, Во тьму иных, глухих времен.

1908

Серебряный Колодезь

Сергею Соловьеву

Соединил нас рок недаром, Нас общий враг губил… И нет — Вверяя заревым пожарам Мы души юные, поэт, В отдохновительном Петровском, И после — улицам московским Не доверяя в ноябре, Томились в снежном серебре: Томились, но не умирали… Мы ждали… И в иные дата Манила юная весна, И наши юные печали Смывала снежная волна. Какое грозное виденье Смущало оробевший дух, Когда стихийное волненье Предощущал! наш острый слух!.. В грядущих судьбах прочитали Смятенье близкого конца: Из тьмы могильной вызывали Мы дорогого мертвеца — Ты помнишь? Твой покойный дядя, Из дата безвременной глядя, Вставал в метели снеговой В огромной шапке меховой, Пророча светопреставленье… Потом — японская война: И вот — артурское плененье, И вот — народное волненье, Холера. смерть, землетрясенье — И роковая тишина… Покой воспоминаний сладок: Как прежде, говорит без слов Нам блеск пурпуровых лампадок, Вздох металлических венков, И монастырь, и щебет птичий Над золотым резным крестом: Там из сиреней лик девичий, Покрытый черным клобуком. Склоняется перед могилой, И слезы на щеках дрожат… Какою-то нездешней силой Мы связаны, любимый брат. Как бы неверная зарница, Нам озаряя жизни прах, Друзей минутных вереница Мелькнула в сумрачных годах; Ты шел с одними, я — с другими; Шли вчетвером и впятером… Но много ли дружили с ними? А мы с тобой давно идем Рука с рукой, плечо с плечом. Годины трудных испытаний Пошли нам Бог перетерпеть, — И после, как на поле брани, С улыбкой ясной умереть. Нас не зальет волной свинцовой Поток мятущихся времен. Не попалит стрелой багровой Грядущий в мир Аполлион… Мужайся: над душою снова — Передрассветный небосклон: Дивеева заветный сон И сосны грозные Сарова.

Январь 1909

Москва

Э.К. Метнеру (письмо)

Старинный друг, моя судьбина — Сгореть на медленном огне… На стогнах шумного Берлина Ты вспомни, вспомни обо мне. Любимый друг, прости молчанье — Мне нечего писать: одно В душе моей воспоминанье (Волнует и пьянит оно) — Тяжелое воспоминанье… Не спрашивай меня… Молчанье!.. О, если б… …Помню наши встречи Я ясным, красным вечерком, И нескончаемые речи О несказанно дорогом. Бывало, церковь золотится В окне над старою Москвой. И первая в окне ложится, Кружась над мерзлой мостовой, Снежинок кружевная стая… Уединённый кабинет, И Гете на стене портрет… О, где ты, юность золотая? Над цепью газовых огней Пурга уныло песнь заводит… К нам Алексей Сергеич входит. Лукаво глядя из пенснэ, И улыбается закату… Будя в душе напев родной. Твой брат С-mol'ную сонату Наигрывает за стеной… Последние аккорды коды Прольются, оборвутся вдруг… О, если б нам в былые годы! Перенестись, старинный друг! Еще немного — помелькает Пред нами жизнь: и отлетит — Не сокрушайся: воскресает Всё то, что память сохранит. Дорога от невзгод к невзгодам Начертана судьбой самой… Год минул девятьсот восьмой: Ну, с девятьсот девятым годом!..

Январь 1909

Москва

Королевна и рыцари

Сказки

Перед старой картиной

Кресла, Чехлы, Пьянино… Всё незнакомо мне!.. Та же Висит Картина — На глухой, теневой стене… Ожила — И с прежним Приветом, Закурчавясь у ног, — Пеной, Кипеньем, Светом Хлынул бурный поток. Из Раздвинутых Рамок Грустно звали «проснись!» — Утес, Забытый Замок, Лес, берега и высь. Просыпался: Века Вставали… Рыцарь, в стальной броне, — Из безвестных, Безвестных Далей Я летел на косматом коне. В облаке Пыли Бились Плаща моего края… Тускло Мне Открылись С башни два огня. Кричал, Простирая Объятья: «Я вернулся из дальних стран! Омойте Мне, — О братья! — Язвы старых ран! Примите В приют Укромный!..» Но упало сердце мое, Как с башни Рыцарь Темный На меня направил копье. Уставился Остро, Грозно Злой клювовидный шлем… Сказал, Насмехаясь: «Поздно!.. Путник — куда, зачем? Мы — умерли, Мы — Поверья: Нас кроют столетий рвы». Потел… (Закачались Перья Вкруг его стальной головы.) Глухо Упали Ворота… Угасал — и угас чертог… Изредка Плакал Кто-то С каменной башни в рог, — Да порой Осыпали Светом Голубые взрывы зарниц, — Острие На копье Воздетом, — Бастион, черепицу, шпиц; — Да порой Говорила Уныло С прежним — с прошлым: вода… Всё это — Было, Было! Будет — Всегда, Всегда! А Из Темных Бездомных Далей На Косматых, Черных Конях — Рыцари К замку скакали — в густых, Густых Тенях!.. Ночь играла над их головами — Переливчивым Блеском Звезд… Грохоча Над сырыми Рвами, — Опустился подъемный мост. _____ Я вернулся: — Кресла, Пьянино — Всё незнакомо мне! Обернулся: — Висит Картина На глухой, теневой стене. Из Раздвинутых Рамок — Опять Позвали: «Вернись!» Утес, Забытый Замок — Лес, Берега — И высь!..