Шрифт:
Но он позабыл о времени. В этот час ни Нади, ни Кати дома уже, разумеется, не было. Квартира встретила его остаточными ароматами жареной ветчины, духов и валериановых капель. Одна ушла на работу, другая в школу, – судя по всему, они тут не пали духом и стойко переносили отсутствие отца и мужа.
На полке в передней он нашел свой мобильник. «Неотвеченных – 8» – высветилось на дисплее. «Будет тебе на орехи…» – подумалось Игорю. Впрочем, время раскаяния еще для него еще не пришло. Прежде Нефедову надо было хорошенько выспаться.
3
Снились ему чьи-то похороны, возможно, что его собственные, но печали Нефедов почему-то не чувствовал. Его только раздражал сопутствующий процедуре надоедливый запах валерианки. «От вашего успокоительного одно беспокойство!» – сыронизировал он и так рассмеялся собственной шутке, что даже проснулся.
– Боже, этот негодяй еще ржет…
Слова прозвучали в посюсторонней реальности, но запах валерианки никуда не делся.
Игорь открыл глаза и почти сразу узнал свою комнату. В кресле у окна сидела Надя с «Провозвестием» на коленях. Он встретился с ней глазами и снова зажмурился. Но было поздно.
– Откуда у тебя это?
Надя заговорила тихо, что, безусловно, делало честь ее самообладанию. Однако первая же его ответная реплика испортила разговор.
– Что-то ты рано сегодня… – Игорь взглянул на часы и зевнул. – Я бы еще поспал бы…
– Ах, ты поспал бы?! – взорвалась Надя. – Да твой храп в Почечуеве слышно! Катя и та испугалась – звонит: «Приезжай, папе плохо»…
– Нельзя ли кричать спокойней… милая… – прожурчал он миролюбиво.
Игорь упал опять на подушку с желанием зарыться в нее головой, но уже Надя стояла над ним и потрясала рукописью.
– Говори, негодяй! – требовала она. – Признавайся, где ты ее взял, или со мной сейчас будет истерика!
Нефедов решил защищаться с помощью хладнокровия.
– Ничего от меня не узнаешь… – тихо, но твердо объявил он. – Не узнаешь, пока не сядешь обратно и не возьмешь себя в руки.
Надя возмущенно фыркнула, однако вернулась в кресло.
– Ну? – она сдула с носа выбившуюся прядь волос.
– В двух словах не расскажешь…
Вспоминать было трудно… и больно! – Игорь отдернул руку, неосторожно почесав голову.
– В общем, Наденька, твой Почечуев, он просто свалился мне на голову. Вот даже шишка… пощупай.
Надя не шевельнулась.
– Мне нет дела до твоей шишки, – заметила она с достоинством. – Изволь изложить все толком – где свалился, при каких обстоятельствах… Алкоголик.
– Хочешь все толком? – помрачнел Нефедов. – Ну, слушай… Был я у Шерстяного, в его московской квартире…
– Вот как? Ну-ну…
– Там ночью убили женщину, аспирантку из Брянска…
– Аспирантку? Понятно… – Надя дунула на непослушную прядку. – И стало быть, ее убили…
В дверях показалась Катина голова:
– Кто убил? Папка – ты?
– Не смей подслушивать! – прикрикнула на нее Надя. – Твой папка несет околесицу, потому что еще не проспался.
Нефедов почувствовал, что хладнокровие может его оставить.
– Или вы замолчите обе, – пригрозил он, – или истерика сделается уже у меня.
Труднее всего в разговоре с женщинами заставить их слушать не перебивая. Но если, пусть даже угрозой, суметь овладеть их вниманием, то в душе их получит отклик любая, самая нелепая история.
При том что, как ни старался Нефедов, толкового изложения не получалось. О своих приключениях с «Провозвестием» он рассказывал путано, с пятого на десятое, к тому же основательно привирая. Тем не менее слушательницы его втянулись и, позабыв свой первоначальный скепсис, ахали и всплескивали руками. Игорь втайне торжествовал; он чувствовал, что уже не будет подвержен заслуженному им семейному судилищу, – в крайнем случае Надя отложит его на потом.
4
Так спасенная Нефедовым рукопись сама выручила его в трудной жизненной ситуации. Обстановка в доме Нефедовых существенно разрядилась. Напряжение спало, словно они всей семьей приняли валерианки. Конечно, проступок Игоря требовал еще своей оценки, да и труп аспирантки из Брянска маячил где-то на заднем плане. Но уже Катя, по-видимому, свой интерес к происшествию исчерпала – она отправилась в свою комнату делать вид, что делает уроки. Надя, надев очки, превратилась в Надежду Николаевну и погрузилась в чтение «Провозвестия». Нефедов, лежа в подушках, думал о том, как приятно и хорошо быть человеку дома. Сейчас ему хотелось есть, но еще больше он хотел спать.