— Благо есть у нас в Уфе друзья, помогли отправить груз «двести» в Ебург.

* * *

До обещанного трофейного самолета, готовящегося отправиться в Екатеринбург, оставалось часа два, и Костя заскочил к Севе на квартиру.

Сева сидел на кухне и квасил самогон. Мутные глаза, почудившиеся Косте совсем черными, с проблеском удивления уставились на Муконина.

— Костя? Это ты… На… Ты куда пропал? Я думал, больше не… заявишься. Я думал, ексель- моксель, ты уже в Ебурге.

Муконин по–хозяйски взял рюмку, сел рядом, налил себе.

— Да так, знаешь. Форс–мажорные обстоятельства.

Выдавив из себя тугую улыбку, Костя взял пальцами маринованный огурчик из тарелки, выпил и зажевал.

— Уф, ну и крепкая же тварь! Давно пьешь?

— Не знаю. — Сева, нахмурив брови, вяло посмотрел в окно. — С тех пор как ты ушел.

Повернув голову к Косте, он сделал такую странную гримасу на своем несуразном,

заросшем пепельной щетиной лице, что в других обстоятельствах Муконину стало бы смешно.

— А что это за фигня на тебе надета? Иа.

Сева болотистыми глазами оглядывал серую робу, выданную Муконину в госпитале слугами почившего Кельвина.

— А, это. — Костя махнул рукой. — Неважно. Долго объяснять.

Хорошо хоть бинты невидны под пиджачком, подумалось ему.

— Ты телевизор смотришь? — спросил Костя.

– He–а. Че там смотреть-то?

Костя оставил родственника и прошел в комнату, включил ящик.

Передавали местные новости. Русский человек с окающим самарским акцентом, облаченный в коричневый свитер, живчик–брюнет с крючковатым носом, возбужденно вещал на фоне каких-то оранжевых квадратов на задней стене:

— Сегодня мы впервые выходим в эфир на этом чертовом натовском канале. Потому что контингента НАТО в нашем городе больше не существует. Весь личный состав миротворцев сегодня был расстрелян и пленен после вступительного удара странного оружия, предположительно излучающего короткие импульсы. Никто еще не взял на себя ответственность за массовый теракт — пока назовем это так — за массовый теракт в отношении миротворцев Североатлантического альянса. Впрочем, в ближайшее время мы ожидаем появления здесь, в этой студии, руководителя Движения Сопротивления Поволжской Республики.

В комнату вошел Сева.

— Охренеть! Это че, на самом деле, что ли? — Он качнулся и бухнулся на диван.

— А ты сомневаешься? — Костя подобрал с комода свою коробочку с бритвенным станком и телефонную зарядку и сунул все за пазуху. — Проспись, а потом выйди на улицу. Там, наверно, уже ликуют.

На улицах города, похоже, действительно ликовали, Костя не ошибался. Многое сразу поменялось на улицах Самары. Оставив пьяного Севу неожиданно заснувшим, так и не попрощавшись, Костя вышел к автобусной остановке. Люди высыпали на улицу, их стало больше, чем раньше. Они двигались, стекаясь в общую толпу, по направлению к площади Кирова. Они орали, свистели, бросали на сухой асфальт стеклянные бутылки, и стекло со звоном разбивалось. Кто-то из них неведомо откуда достал старый российский триколор и вознес его над толпой и замахал им, генерируя новые оголтелые свисты. Солнце ласково и одобрительно гладило шествующих людей по кепкам, лысинам и шевелюрам.

— Ра–асси–яу! Ра–асси–яу! — раскатывалось от них во все стороны, и кто-то аккомпанировал, дуя в трубы хоккейных болельщиков. — Ра–асси–яу!

Где-то уже полыхал пожар, откуда-то слышались беспорядочные хлопки — то ли кто-то умудрился запустить фейерверк, то ли стрелял кто из охотничьего ружья в чистое голубое апрельское небо накануне Первомая.

И Костю вдруг подхватил этот дух толпы, его зажгло изнутри, точно где-то в груди чиркнула спичка, и уже неконтролируемая пьяная радость, хотя он и не чувствовал действия алкоголя, переполнила его, хлынула через края, так что захотелось полететь в это славное бездонное небо, яркой синью призывающее к всеобщей свободе.

Эпилог

Родные пенаты

Глава двадцать третья

Первым, кого увидел Костя Муконин на екатеринбургской земле, был генерал Калинов. Задний проход «Боинга С-17» долго не открывался. Но когда все-таки появился свет, и Костя вышел в последних рядах летевших с ним людей разного сорта, подкатил тонированный джип «Тойота», и отворилась задняя дверца.

— Муконин, садитесь! — требовательно сказали из машины резким мужским голосом.

— Да нет уж, спасибо, я сам как-нибудь, — бросил Костя и отвернулся.

— Считайте, что это приказ и. о. президента, — сказали вдогонку.

Костя вздохнул, покачал головой. Нехотя он залез в джип.

За рулем сидел коренастый крепыш в черной кожанке. На переднем сиденье — Сергей Михайлович в форме. На заднем — некий смутно знакомый комитетский чин с жиденькими рыжими усами и плохо скрываемым под кителем животиком. Генерал махнул водителю, и внедорожник тронулся.

— Ну, здравствуй, Костя. С возвращением тебя, — обернувшись назад, сказал Сергей Михайлович.