И хотя домовой сверчок весьма близкий родственник кузнечиков, которых кругом множество, этот вегетарианец вне поселений человека обитает лишь в пустынях.

Что общего, говоря на языке специалистов, между экологическими нишами кухни и пустыни?

Алую половинку горошины, ползающую на шести черных лапках, повсюду величают ласково. У нас ее зовут божьей коровкой или солнышком, в Западной Европе — божьей овечкой, солнечным теленочком, солнечным жучком. В Америке кое-кто уверен, что, ежели даже ненароком убьешь божью коровку, будет неприятность.

Соссinella septempunctata

«Божья коровка, улети на небо» — эту незатейливую песенку дети напевают, когда алая букашка семенит по ребячьей ладошке. Наконец, она дает уговорить себя — поднимает лакированные надкрылья, выпускает тонкие прозрачные крылышки и отправляется по делам.

Осенью коровки улетают совсем, но не на небо, а прячутся на опушке леса или в предгорьях под большими камнями. Бывает, что толпа их зимует у всех на виду — на стволе дерева или на обычном столбе. Эту компанию поливает дождь, засыпает снег. Чтоб на морозе не превратиться в ледышку, букашки еще осенью сохнут, теряют воду и заботятся об антифризе — вырабатывают глицерин и сахар; в тельцах падает активность ферментов — зимой надо экономить на обмене веществ.

Коровки—непоседы. Иначе и не скажешь. Даже те, которых зимой с хозяйственными целями держат в холодильнике и выпускают в поле, когда урожаю начинают вредить тли, часто не остаются на месте, хотя корма вдоволь, а отлетают на несколько километров. Что за охота к перемене мест? Предполагают, будто самые отчаянные сорвиголовы из европейских божьих коровок могут собраться гурьбой и отправиться на зимовку аж в Африку. Не хотят ли букашки потягаться силами с властелинами неба — птицами?

Мы привыкли думать, будто божьи коровки — это только жуки, панцирь которых красный или желтый, а спина украшена семью или пятью точками. Ничего подобного — энтомологи по праву считают коровками и тех, на чьих спинах стоят запятые, тире и даже буква «М». Есть и такие, у которых спины покрыты затейливым орнаментом. К тому же божьи коровки носят не только красный или желтый костюмы, имеются среди них и приверженцы черного платья. Однако и оно пестрит пятнами. (Кстати, 28-точечная особа — вегетарианец и вредитель: ест картошку, клевер и свеклу.)

Лет пять назад английские энтомологи обнаружили, что яркие двуточечные божьи коровки, обитающие там, где в воздухе полно промышленной гари, темнеют. Подумали было, что они просто перепачкались или стали перекрашивать себя под цвет копоти, дабы стать незаметнее. (Так по крайней мере поступают бабочки.) Но все оказалось и сложнее, и интереснее. У темных божьих коровок, вынужденных жить в задымленной и загрязненной местности, немалое преимущество перед цветными собратьями. Смысл «темнокожести» в том, что загрязненный воздух зачастую задерживает две трети солнечных лучей. Так вот, темные божьи коровки быстрее нагреваются под скудными солнечными лучами и поэтому быстрее своих бледнолицых подруг раздобывают пропитание, скорее находят супруга и лучще размножаются.

Многие насекомые не тратят время и силы на окраску одежды: предпочитают зеленеть от съеденного хлорофилла, желтеть от каротина и ксантофилла которые осенью придают очарование листве. Для божьих коровок подобный путь практически невозможен — вегетарианцев среди них раз-два и обчелся. Поэтому солнечным телятам приходится добывать краску в поте лица. Вероятно, черные и коричневые меланины они вырабатывают как побочный продукт при обмене веществ. А яркие красные и желтые пигменты синтезируются специально. Вот и выходит, что сияющим видом коровка обязана только себе.

Зачем же такой яркий наряд? Да затем, чтобы не трогали. Говоря языком энтомологов, у коровок угрожающая или, что то же самое, предупреждающая окраска. И предупреждает она о несъедобности. С этой несъедобностью знаком каждый: если жучок бродит по руке, а палец ненароком прижмет его, то он по канальцам в лапках выпустит оранжевую ядовитую каплю. В ней яд кантаридин. Он обжигает горло птицам, схватившим это симпатичное насекомое, и в другой раз они облетят его стороной. Так что алая горошина не беззащитна.

В Средней Азии обитает большущий ядовитый паук тарантул. По ночам он вылезает из норы, чтобы раздобыть пропитание — жужелиц, сверчков... Днем тарантул закусывает букашками, которые сами пришли к нему в гости, спасаясь от нещадно палящего солнца. Но божья коровка и тарантулу не по нутру — когда она заползает в обитель паука, тот выставляет ее за дверь, подгоняя ударами передних лап.

А что если у тарантула и коровки есть нечто общее? Ведь яркое и, казалось бы, веселое «солнечное» создание почти бессердечно. Чтобы разобраться в этом, сперва надо рассказать, как дышит наша героиня. Знаете ли вы, где у нее ноздри? Как и у других насекомых, дырочки для вдоха воздуха бегут по бокам от головы до конца (если у крошечного каравая можно обнаружить конец). От любой ноздри отходит трубочка. Внутри тела она разветвляется и подает воздух прямо к месту потребления — к томy или иному органу. Не правда ли, удобно? Не только удобно, но еще и полезно: самой злющей-презлющей коровке даже в величайшем гневе не удастся задохнуться, потому что кислород сам циркулирует по ее внутренностям.

Благодаря ноздрям, разбросанным по телу, с кровеносной системы букашки снята тяжкая нагрузка по доставке кислорода к тканям. И у божьей коровки не сердце в нашем понимании, а лишь трубочка, которая, лениво сжимаясь, прокачивает кровь — гемолимфу. Этого достаточно, чтобы снабдить закоулки алого хищника растворенными в лимфе питательными веществами.

Вот и выходит, что милая букашка практически лишена сердца. Впрочем, это удобно — ей не грозит ни инфаркт, ни гипертония.

И еще об одном, правда, не совсем доказанном свойстве насекомых: полагают, что им неведомо чувство боли. Будто у них никогда не болит голова и живот, будто им не больно расшибить ногу о камень. Если это так, то помятая божья коровка, выскользнув из клюва птицы, ошпаренной кантаридином, не будет страдать, мучиться. Ей не больно.