– Садись, Дэрих, – пригласила она. – Не бойся, я не кусаюсь.

Староста осторожно опустился на низкий колченогий стульчик, как ребенок, сложив широкие грубые руки на коленях.

– Тут такое дело… Тута гиррема княжья пришла на Балас. Слыхала небось?

Леди кивнул в знак согласия, и староста оживился:

– Из самого Тартоннэ. Вся раззолоченная, длиннючая аж жуть какая. На носу птичья рожа и паруса желтые. Герцог прислал к нашему конену посла. Говорят, чуть ли не герцогский племянник.

– Дэрих, зачем пришел-то?

Она насмешливо сощурилась на одно лишь короткое мгновение, превратившись из внушающей трепет ведьмы в милую и улыбчивую молодуху. Дэрих смутился до полного онемения. Ох и нелегкая это работа – беседовать с леди с глазу на глаз. Пока он набирался храбрости, та терпеливо ждала, прекратив работу.

– Указ вышел такой: мол, все чародеи и ведьмы от подземных демонов происходят и чарами простых людей в глубины преисподней замануют. Мол, все ведьминские штуки суть обман и мракобесие, а ежели кто станет таковых привечать, то, стал быть, тот сам супротив истиной веры в Бога и Пророка. Велено на каждом острове построить по церкви, а герцог с патриархом пришлют к осени нам правильного священника. Стал быть, ведьм велено гнать в три шеи.

Всему на свете приходит конец, особенно хорошему. Причем, что показательно, хорошее имеет необъяснимую тенденцию иссякать гораздо быстрее, чем плохое. И хотя до весны, до того как первая купеческая шикка преодолеет расстояние от Лорарда до кераганских причалов, времени еще немало, но можно считать, что этот этап жизни подошел к логическому финалу.

«Как жаль, – подумалось Джасс. – В кои-то веки появились свой дом, достойное занятие, мирные богобоязненные соседи».

– Ежели его светлость дознается через конена нашего, что ты тут живешь, то худо нам всем придется. Точно тебе говорю – быть беде. Несдобровать тебе, леди. Его светлость на расправу скорые, чик – и повесят. И тебя и нас. За компанию. Понимаешь меня?

– Понимаю, – согласилась женщина.

– Пока зима, оно еще куда ни шло. А чего весной будет?

– А чего весной будет?

Дэрих сначала покраснел, потом побледнел до синевы. Боязно ему было.

– Я о чем говорю… эта… о чем я говорю-то? Ну стал быть, надо тебе… эта… домой надо. Стал быть…

Бедняга трижды вспотел, и трижды пробрало его мертвящим холодом от собственной смелости. Но главные слова уже были сказаны, и теперь отступать поздно.

– Негоже леди прогонять, но с герцогом шутки плохи. Наши кераганские мужики решили, что лучше совсем уж совсем без леди… Ты уж извини нас великодушно, но будь ты хоть трижды своя… а то ведь пришлая. Оно ведь раньше и на Эрмидеях были повелительницы погод. Вера нонче поменялась, господам оно ведь виднее. Будем в церкву ходить. Бог-то ведь один.

Джасс впервые слышала, чтобы староста произнес такую длинную речь. Значит, сильно прижали неуступчивых кераганцев. И тут как раз их понять было несложно. Джасс не обижалась. Рыбаки жили до нее без всякого волшебства, полагаясь лишь на приметы, и дальше обойдутся. Они простые богобоязненные люди, что с них возьмешь.

– Хорошо, как только потеплеет, я уберусь с Керагана.

– Ты не серчай на нас… Так сход решил. А я что?

Леди печально улыбнулась. Опустила виновато голову, теребя кончик толстой короткой косы, точь-в-точь как Дэрихова старшая дочка – тихоня и молчунья Крити. Только у леди волосы темнее и руки тонкие, как у благородной женщины. И хвала Владыке Небес, что Крити никогда не станет похожа на это… чудище в юбке. Безмужняя, некрасивая, злая. Разве такой должно быть бабе? Ото ж!

– Я того… пойду я, леди. Ты только зла на нас не держи? – с опаской спросил Дэрих.

– Ладно, – махнула она рукой и добавила: – Шторм еще три дня будет.

Неуклюже пятясь задом, староста выскользнул наружу и чуть ли не бегом потрусил по тропинке к притихшей кучке смельчаков, с нетерпением ожидавших результата столь серьезного разговора. Ожидание дело тяжкое, и они успели согреться изнутри ядреным самогоном, а теперь, когда появился повод отпраздновать удачу Дэриховой миссии, радостно загалдели. Их путь лежал прямиком в теплую старостову халупу, и никто лишнее мгновение не стал задерживаться в такой непосредственной близости от дома колдуньи.

Прошло еще три дня, три дня покоя, работы и шума ветра, свирепого и ледяного, истинно агейского шторма. Точно в соответствии с предсказанием Джасс, за которое, впрочем, никто не спешил благодарить. А затем небо расчистилось, выглянуло бледное северное солнышко, море успокоилось, сделавшись из грязно-серого синим и радостным. Кераганцы быстро протоптали тропинки сквозь высокие сугробы, торопясь воспользоваться столь редкой в такое время года хорошей погодой. Кто-то из хозяек затеял постирушку, кто-то выбил на свежем снегу пыльные половики, мужчины вышли на лов, а детишки укатали пологую горку рядом с мелким, насквозь промерзшим заливчиком и теперь с визгом и воплями катились с нее кто на рогожках, а кто и на собственных задах.

Джасс тоже присоединилась к всеобщему оживлению и пошла на вершину Дозорной горы, проверить вешки с заговоренной пряжей, камнями и ракушками. После шторма алые и черные нитки набирают много силы. Джасс решила на прощание сплести покрывальце для Ястэ, жены одного хорошего молодого паренька из рыбачьей артели, которая минувшей осенью вышла за него замуж и теперь отчаянно мечтала о малыше. Полуденный склон, более пологий, был засыпан снегом разве что женщине не по пояс, и Джасс лишний раз похвалила себя за догадливость надеть меховые штаны и куртку. Можно, конечно, идти по северному склону, где ветер сдувает с камней весь снег, но там опасно даже летом, а зимой легче легкого ненароком сорваться и сломать себе хребет.