Шрифт:
И тут Мардж разозлилась, пнула розовую стенку и завопила:
— Сволочи проклятые! Мало того что припёрлись незваные, правила свои устанавливать, так ещё и наврали! Обещали осчастливить, мечту какую-то дурацкую выбрали — ладно. Но почему всем, кроме меня? Я хуже всех, да? Наказанная? Жулики чёртовы.
Она вытерла злые слёзы и ещё раз треснула мокрой ладонью по стене — так, на прощание. Но под рукой поплыло, поверхность потемнела, и пирамидка её впустила. Мардж оказалась в полной темноте, стен вокруг больше не было, и она осела на пол, закрыв глаза. Голос, лишённый интонаций, прозвучал в её голове:
— Чего ты хочешь.
И Мардж с тоской поняла, что в ней осталось слишком мало живого, чтобы считаться человеком. Ничего не хотела, никого не любила. Раньше, совсем недавно, ей нравилось множество вещей: красивые платья, удобная обувь, долгие прогулки, хорошая еда.
Ей нравилось смотреть на женщин — ухоженных, умных, утончённых. С матовой кожей и внимательными глазами, с острыми язычками и добрым сердцем. На женщин, которые каждую весну сидят на открытых верандах, раскинув длинные юбки, показывая остроносые башмачки, пьют разноцветные напитки из высоких стаканов. На тех, что щебечут и улыбаются, на тех, что молчат и обманывают, на влюблённых и плачущих.
Ей нравились дети, бегающие по зелёной траве в парке, в белых платьицах и коротких штанишках, совсем ещё новенькие люди, переступающие на нетвёрдых ногах. Они играют большими лёгкими мячами, подкидывая их маленькими руками — высоко, высоко, до самого неба. Мяч взлетает и на долгое мгновение зависает в воздухе, медленно вращаясь, так, что солнце блестит то на красной его половине, то на синей.
И ей нравились мужчины, такие сильные, смешные, самоуверенные. Умеющие красиво курить. Заботливые или беспечные. Талантливые, решительные, умные. Мужчины с горячими телами, покрытыми любовным по.том, с твёрдыми членами, с жаркими губами, которые всегда становились ледяными перед наступлением оргазма.
И она так любила пить прохладную воду мелкими глотками.
А сейчас в ней пусто, как в старом пересохшем колодце, не осталось ни желаний, ни инстинктов, даже самосохранение не подавало сигналов. И лишь на самом дне она всё-таки разглядела два пустяка, которые ничего не стоили рядом с бессмертной красотой остального мира, но это было всё, чего ей хотелось. И Мардж сказала:
— Написать книгу. И котёнка.
И для верности потрогала то живое, что пыхтело и возилось под курткой, пытаясь сгрызть тонкими молочными зубами флэшку, которая висела у неё на шее.
Комната с бежевыми стенами казалась самой обыкновенной. Неширокая белая кровать, застеленная полосатым одеялом; дубовый письменный стол с семью ящиками и стулом; большое потёртое кресло, обитое буровато-зеленым гобеленом; в углу узкий тёмный шкаф с расписными дверцами; пол, собранный из тёплых жёлтых досок.
Странно в этой комнате выглядело только окно — круглое, задёрнутое занавеской в цветочек. Иногда за ним был сад, иногда — берег океана, а сейчас там, на чёрном-пречёрном небе, сияла синяя Земля с рыжими пятнами материков.
Но Мардж не обращала на неё ни малейшего внимания. Она сидела в кресле, поставив на колени ноутбук и пристроив мышку на подлокотник. Серый котёнок играл рядышком, сновал вверх и вниз по спинке кресла, вонзая острые коготки в обивку, охотился на длинные пряди её волос. Но Мардж и его почти не замечала. Она писала лес, и она уже была лесом. С его ночными воплями и желтыми зрачками из темноты, с толстыми стволами и непроходимыми зарослями. С ручьём, который никогда не спит, всегда бежит и никогда не добегает до цели, журчит и струится, поблёскивает в лунном свете белыми камешками на дне. С мягкой чёрной землёй, пахнущей прелью, испещрённой следами маленьких и больших животных. С дикими зверями и птицами, рыщущими по своим тайным путям и тёмным делам.
И с койотом, который крался по остывающей земле, катался в сырых листьях и воровал яйца из гнезда овсянки, свитого в невысоких кустах.
Мардж писала койота, и она уже была койотом.
Послесловие
Все читавшие эту повесть в рукописи задавали мне один вопрос: что будет с Мардж, когда она допишет книгу?
Мне кажется, когда автор в таких случаях отвечает: «Ах, не знаю, придумайте что-нибудь сами», это признак непрофессионализма. Он, конечно, вправе оставить финал открытым, но сам обязан хорошо представлять свою историю от начала до конца — кому, как не ему, положено понимать характер персонажа и логику сюжета.
Так вот, хорошо зная Мардж, я со всей ответственностью могу сообщить, что есть два варианта развития событий.
Допустим, она закончила и затосковала. Насиделась одна и порядком намолчалась — с котом много не наговоришь. Внутри пусто, книга ушла, теперь хочется увидеть её напечатанной, и вообще много чего ещё хочется...
И странные, но незлые силы возвращают её на Землю. Но не туда, откуда взяли, а в глухую канадскую тайгу, в то самое место, где по случайности находится дом одного известного вам лесника. Потому что почта никогда не пропадает совсем, всегда остаётся надежда, что наши потерянные письма читают инопланетяне.